Сегодня на исповеди.

На вопрос священника: "В каких грехах каешься? "

Отвечаю: "Пост не нарушал, молился. Вот, только гневался на людей, иногда наверное не заслужено. А так вроде все. "

Батюшка помолчал и спрашивает: "Нимб не растет? "

На днях купил мандарины в супермаркете. Были они упакованы в такую сумочку в сеточку. Пришел домой, открыл- а там из 15 штук 5 оказались с плесенью! Ну, я мандарины в охапку, чек в руки и пошел ругаться. Начал с кассира, потом менеджер подтянулся. Нормальные, говорит, мандарины. Я ему сказал: "Хорошо, если нормальные- ешь. Если съешь и не поморщишся- без претензий, тут же уйду". Тот согласился.

Съел он, в общем, все пять штук плесневелых- и ведь видно, что давится, лицо аж позеленело, но ест!

— Молодец, — говорю, — А теперь зови старшего менеджера.

Тот подходит.

— Так и так, — говорю, — дайте мне новые мандарины, потому что ваш сотрудник мои только что сожрал..

"Вместо покойника вынесли меня"

В актёрской среде панихиды тоже порой напоминают шоу. Трагедия, фарс — всё вместе.

— Хоронили Олега Николаевича Ефремова, — вспоминает Александр Ширвиндт. — Панихида подходила к концу. Я сидел в зале и вдруг услышал, как кто-то около сцены упал в обморок. Кто упал, не было видно, а чем закончилась эта история, я узнал через несколько дней.

Ко мне подходит мой старинный друг Анатолий Адоскин, интеллигентнейший, мягкий, тонкий человек и ироничный до мозга костей.

— Ты представляешь, что со мной произошло, — говорит он. — Я же упал в обморок на панихиде Олега. Оставалось несколько минут до выноса Олега, весь Камергерский переулок заполнен народом, и вдруг выносят меня. Правда, вперёд головой. Я понимаю, что надо хотя бы пошевелиться, но я слаб. Начал думать, что вот так же выносили Станиславского, Немировича-Данченко. И тогда я немножко привстал...

Вспомнил случай из поздней школьной жизни. Купил я ливерную колбасу. Купил только её одну и, чтобы не махать этой палкой на улице, засунул её в рукав куртки — и вроде не видно, и не мешает, и как росомаха со скрытым оружием.

И тут. Как раз. Ко мне подходят двое молодых граждан, по образованию гопники. А я тогда не обладал даром убеждения, и наш дискурс о денежной мелочи как-то быстро перетёк в боестолкновение. Я тогда уже неделю ходил на бокс, поэтому мастерски заблокировал рукой первый удар. Рукой, в которой была эта колбаса.

Было тепло, и колбаса, которая и так никогда не бывает твёрдой, тогда стала особенно жидкой. От удара ливерка покинула свою оболочку сначала — и мой рукав потом. Я оказался не росомахой, а целым человеком-пауком! Размазав колбасу по враждебным лицам, я смог тогда доблестно убежать в свой двор.

Всю свою бессердечность я осознал позже, когда пытался (ладно, мама пыталась) отчистить рукав моей куртки от этой ливерки и её запаха. Куртка стала непригодна для пользования, как, наверное, и лица тех парней, которые до сих пор, поди, плачут и гадают, что же это было такое...