перед кольцевым перекрестком, не вписались в поворот и ударились о борт. Ущерб небольшой – повреждение переднего колеса и подвески, но главное приключение было еще впереди. Встали они посреди кольца и значительно сузили проезд. Поставили конечно все положенные знаки, мигали аварийки, было еще светло, и ходили вокруг звоня, решая проблему и ожидая помощи.

И вдруг одна из девушек крикнула что-то вроде: „Она не остановится! Бежим! “

На них шла огромная фура, которая тоже не сообразила заранее притормозить и было очевидно, что налетит на стоявшую машину. Дети как воробушки пырнули в сторону и с ужасом обернулись. Но водила был явно опытный, он понял, что поворот ему не пройти, да еще там стоит это чудо с аварийкой. И он проехал кольцо прямо. Перепрыгнул через все борта, скосил все кустарники, распорол газончик под снегом, но никого не зацепил. И уехал дальше.

Дети получили первые седые волосы. Родители и дети вечером приняли успокоительных. Вроде все будет хорошо, машину отремонтируют, дочка говорит, что водить будет, страх вроде не появился.

А главное, спасибо тебе мужик, если ты читаешь, ты знаешь, где это было.

— Господи… от ваших определений "теодицеи" у меня череп трещит, — простонал он.

И вдруг поднимается Аня. Та самая, что на лекциях любила конспектировать не сухие схемы соборов, а описания религиозного опыта и практические приёмы, которые можно попробовать.

— Аркадий Викторович, — сказала она тихо, но уверенно.

— Если я помогу, и голова пройдёт, вы засчитаете экзамен всей группе?

Аудитория замерла. У каждого на лице читалось одно и то же: если не получится — Аня пролетит, а заодно и всех утянет.

— Всё, теперь всей группе пересдавать, — выдохнул кто-то в третьем ряду.

— Хотела как лучше, — прошипел другой, — а выйдет, что он нас завалит до лета.

Сидели, как на бочке с порохом, которую она сама решила поджечь.

Преподаватель поднял глаза, в уголках мелькнула усталая усмешка.

— Двадцать лет я мучаюсь мигренью. И вы хотите экзамен в обмен на чудо? Ирония впечатляющая. Ладно. Но условие такое: если не выйдет — спрошу с вас по полной. Остальные ни при чём.

Аудитория шумно выдохнула: хоть не всех утопит. Но взгляды тут же впились в Аню: "Ну и зачем? Сама напросилась. Вот дура…"

— Тогда, пожалуйста, оцените уровень боли, — спокойно сказала Аня и протянула листок.

— Это нужно, чтобы понять, изменилось ли что-то.

— Девять, — буркнул он.

Аня устроилась поудобнее, прикрыла глаза. Внешне — тишина. Но чувствовалось, что внутри идёт работа: дыхание стало ровным, лицо собранным, словно она держит невидимый ритм, известный только ей.

Минуты тянулись. Студенты писали билеты, но всё равно украдкой поглядывали.

— Она ведь даже не готовится, — шепнул один.

— Пока мы теорию зубрили, она практику осваивала, — вздохнул другой.

А кто-то на задней парте пробормотал почти шёпотом:

— Я читал про такие штуки… пробовал, у меня не получилось.

Полчаса. Когда Аня открыла глаза, выглядела так, словно пробежала марафон.

— Запишите ещё раз уровень боли, — попросила она.

Аркадий Викторович осторожно повёл головой, прислушался к себе — и впервые за годы выдохнул без боли.

— Три. Даже меньше. Будто тяжёлый камень сняли.

Аудитория выдохнула вместе с ним. Кто-то зааплодировал, кто-то перекрестился, а с задней парты прозвучало серьёзное:

— Значит, экзамен у нас сегодня практический.

Преподаватель раскрыл ведомость:

— Слово дано — слово держу.

И дальше спрашивал не про глубины Августина, а простое: сколько таинств в католицизме, как зовут священную книгу зороастрийцев. Те, кто хоть немного готовился, сдавали легко. Пара человек всё равно пролетела — но почти вся группа ушла с экзаменом.

Позже Аня не скрывала, что он спросил её после:

— Скажите… что это было?

— Просто практика, — устало улыбнулась она.

— Я делала так, что слышат.

А дальше слухи пошли уже по всему универу. Будто в деканате удивлялись:

— Аркадий Викторович, у вас почти вся группа сдала с первого раза. Как так?

А он только развёл руками и спокойно ответил:

— По милости Божьей.

про "вселенскую любовь". Думал: раз у неё в голове не калькулятор щёлкает, а что-то своё — значит шанс есть. Хоть какой-то. Вдруг повезёт...

Подкатил к ней на площадке, выслушал про "кармические узлы" — и чем дольше стоял рядом, тем сильнее накрывало. Будто без рук что-то трогает сразу всё тело, прямо сквозь кожу. Но он собрался и вкинул заготовку:

— Я тоже чувствую, Симочка! Любовь — она ведь без границ, да? Без условий!

Думал, авось сработает.

А она посмотрела так, будто насквозь видела. Не с осуждением, а по-доброму. И от этого стало не по себе.

— Да, — сказала тихо.

— Именно так. Безусловная.

Толян, уже чуял подвох, но отступать не привык, потянулся к её руке. И тут как будто ток по телу — не больно, а так, что пробрало до костей. Перед глазами — он сам, мелкий пацан, который корчит из себя крутого. И она рядом, смотрит спокойно, будто жалеет. Толяну стало так стыдно, что всё внутри провалилось. Вся его важность сдулась в ноль.

Он сидел, дышал тяжело, слова застряли. А она не смеялась и не ушла. Просто шаг назад сделала, будто убавила жар.

— Прости, — сказала она тихо.

— Я переборщила. Ты хотел всё сразу, а для неподготовленного это слишком. Можно сломаться.

Сказала без злости, даже немного грустно.

— Давай так: когда придёшь в себя и будешь готов — приходи. Поговорим. Я никуда не спешу.

И ушла.

С тех пор он её обходит стороной. Не потому, что она страшная. А потому что очково. Ещё раз так зацепит — и всё, что он про себя выстроил, треснет. Там уже не понты горят — там личность плавится.

Теперь он всем говорит:

— Пацаны, с такими поосторожнее. У них силы внутри столько, что рядом стоишь — и уже тащит. Тащит не туда, куда хотел, а в их огонь. И там ты уже меняешься — или крепче станешь, или перекосит. Обратно старым не выйдешь. Так что три раза подумайте, стоит ли туда лезть.