За подлинность истории ручаюсь, ибо она произошла со мной лично.

Случай банальный: приступ аппендицита, скорая, срочная операция.

Как водится, сделали грязно и недели через две назначили повторную операцию. Ну, тоже дело житейское. Но именно эта операция оставила неизгладимый след в моей душе. Дело было так.

Лежу в палате, жду. Прикатывает сестра каталку, велит раздеваться догола и лезть на каталку. Забираюсь. Накрывает она меня простынкой и везет в операционную. Оставляет в коридоре и говорит, что за мной подойдут операционные сестры. Лежу, жду.

Минут через десять зактывают меня в операционную и велят перелезать на стол, опять накрывают простынкой. Две сестры готовят что-то к оперции. По ходу дела одна обращается ко мне с вопросом: анастезию какую делать будем? Я вообще-то не анастезиолог, говорю. Проехали.

Через некоторое время опять вопрос ко мне: коагулятор включать будем? Не знаю, говорю, надо бы у хирурга спросить. Вторая сестра первой — включи на всякий случай. А надо сказать, что коагулятор (по крайней мере той модели) — это такой нехилый ящичек на колесиках, со всякими там проводками, лампочками и ручечками. И вот сестра подкатывает его к распределительному щиту и втыкает вилку в розетку.

Огонь, грохот, дым, сестра лежит на полу и блажит. Из щитка валит дым, но обе сестры благосмотрительно к нему не подходят, а вызывают по телефону дежурного электрика.

В этот момент в операционную входит мой лечащий врач, молодой еще человек, и героически выдергивает вилку из розетки (за шнур). Но надо честно признать, что не все в нашем здравоохранении плохо — имеется в операционной второй щиток и запасной коагулятор. Потом у врача с сестрами начинается перебранка на повышенных тонах с использованием ненормативной лексики: дескать, больной уже двадцать минут на столе, а хирургов нет. При этом врач меня успокаиват — это у нас свое, производственное. И действительно, поорав друг на друга несколько минут, они замиряются и начинают весьма весело беседовать на всякие темы.

Тут врач приподнимает простынку, которой я накрыт, и опять начинает материться: в отделении меня не побрили. Я, кричит, на этой недели уже трех больных брил прямо на столе! Ну, понятно, не царское это дело... Тем не менее берет скальпель и бреет мне пузо скальпелем.

Тут прихоит второй хирург, зав. отделением. Начинают они мыть руки, перчатки одевают и встают так у стола, приподняв ручки вверх и растопырив пальцы. "Где же анастезиолог" — спрашивает зав. -"ты его давно вызывал?". "А я думал Вы вызвали" — говорит тот. Опять ненормативная лексика. И просьба к сестре найти какого-нибудь анастезиолога, хоть самого завалящего. Та садится на телефон и находит одного, обещающего зайти минут через десять. Хирурги стоят, задрав ручки кверху. И тут до меня доходит, что ситуация анекдотическая и вызывает у меня повышенный интерес.

В этот момент в операционную входит кто? Правильно, электрик. Он хоть в белом халате, но под халатом явно угадывается телогрейка (дело зимой было), а сапоги я и так вижу. Раскладывает, понятно, инструмент и начинает развинчивать щиток.

Минут через несколько приходит анастезиолог, делает что там полагается, вкатывает иньекцию в вену и я довольно быстро начинаю уходить. И тут в операционную бодрым шагом входит деловая тетя, вооруженная блокнотом и карандашиком, и строго говорит — "Девочки, нужно срочно составить график отпусков, завтра у главного подписывать!". Апофеоз!

На этом месте я засыпю в полном восторге.

В конце 20-х Татьяна Пельтцер познакомилась с немецким коммунистом и философом Гансом Тейблером, приехавшим в Москву учиться в Школе Коминтерна. В 1927 году она вышла за него замуж, а в 1930 году супруги переехали в Германию. Там Татьяна по ходатайству мужа вступила в Коммунистическую партию Германии и устроилась машинисткой в Советское торговое представительство. Там в пивной слушала выступление Гитлера. Уже совсем скоро мужа Пельтцер, члена Коминтерна, коммуниста, Гитлер бросил в концлагерь, а Татьяна Ивановна уехала в Россию.

Много лет спустя Ольга Аросева, Галина Волчек и Татьяна Пельтцер, которой было уже за 70, отдыхали в Карловых Варах. И на встречу к Пельтцер приехал ее бывший супруг. Они не виделись много лет, у каждого своя жизнь, но встретившись, ходили, взявшись за руки, не расставаясь ни днем, ни ночью.

И вот, когда дружная компания расположилась под тентами летнего кафе, Волчек, глядя на эту волшебную пару, задумчиво сказала: "Какая же тварь, этот Гитлер, какую любовь разрушил... "

На что бывший член Коминтерна, узник концлагеря, жертва нацизма и муж Татьяны Ивановны Пельтцер Ганс Тейблер заметил: "Да, конечно, Гитлер был очень нехороший человек, на нем много грехов, но в нашей разлуке он не виноват. Я у Танечки нечаянно обнаружил в кармане фартука любовную записку от моего лучшего друга... "

Пауза. Аросева: "Танька! Так ты, выходит, б.. дь, а не жертва нацизма?! "

Иду я на работу. Тихо и мирно. Никого не трогаю. Обгоняет меня девчушка – краем глаза вижу, что возраста она предшкольного. Вторым краем глаза вижу невдалеке детский садик – туда она и бежит. Да не тут-то было: собачонка таксообразная с радостным лаем бросается к ней. С визгом и криком девчушка подбегает ко мне – я её хватаю и прячу за собой, отгоняю собаку

Моей бабушке в 1943 было четыре года, наш маленький городок был оккупирован немцами, но они не трогали мирных жителей, а жители усмиряли свою гордость, ради того, чтобы их дети не голодали. Моя бабушка ходила к ним за кашей, они ставили кастрюлю на стол и смеялись, что девочка не может ее достать, но один поляк не мог долго на это смотреть и помогал ей переложить кашу в миску. Вроде бы все мирно, но потом этот добрый поляк сказал не выходить их семье на площадь. Они послушались, и в этот день людей согнали в церковь, заколотили окна, двери и сожгли заживо. Поляк предлагал увезти мою бабушку к себе, потому что думал, что немцы победят, но город освободили, а тут и победа.

С рождения моей бабули никто не верил, что она долго проживет. Она родилась шестимесячной, ее положили в варежку на печку, и она выжила. И жива до сих пор, несмотря ни на что!

Знакомьтесь! Амарилло Слим (Thomas Austin Preston Jr).

Большую часть жизни прожил в Вегасе, зарабатывал ставками, покером, но особо запомнился своими крупными пари против богатых людей и целых групп игроков.

В его истории были такие неординарные пари, как например: сможет ли он прожить неделю в туалете Bellagio (отель-казино)