Под Новый год кончился у нас в гараже свет, точнее земля пропала.

Гараж не рядом с домом, а без малого полчаса пешком, и всё как-то лень было сходить поправить. Через месяц наконец собрался. Надел резиновые сапоги и робу с капюшоном, потому что лил совсем не январский дождь, взял налобный фонарь, чтобы в тёмном гараже видеть, и пошёл.

Землю нашёл быстро, потому что знал где. Свет сделал и пошёл домой, но чувствую, чего-то не хватает. Ощупал все карманы — нет фонаря. А фонарь новый, дорогой, с аккумулятором, зарядкой и линзой для фокусировки. Вернулся, обыскал весь гараж. Не нашёл.

Иду расстроенный и злой, и даже чувствую, как меня люди сторонятся. Бабушки у подъезда подозрительней чем всегда смотрят. Захожу в квартиру, скидываю капюшон и понимаю — фонарь надо было ещё в гараже снять, или хотя бы погасить.

В связи с недавним высказыванием профессора Гусейнова о клоачном русском языке и поднявшейся вокруг бучей вспомнилась старая история.

В конце 80-х мои друзья поехали с дочкой-дошкольницей в пансионат. Учитывая времена тотального дефицита, привезли с собой всё, что могло бы понадобиться: еду в консервах, мыло, посуду, полотенца, даже туалетную бумагу и салфетки. Причем всего, как у Жванецкого, по два — по четыре — по шесть — по восемь.

На месте оказалось, что всё не так страшно и можно было бы ничего не везти. Полотенца в номере были, бумага в туалете была, кормили в столовой вполне прилично. На третий день за их столик подсадили даму из категории вечно всем недовольных питерских интеллигентов, которая сразу начала возмущаться: что это такое, никакой культуры в этом пансионате, вон даже салфетки на столы поставить не могут.

Салфеток на столах действительно не было, но мои друзья как-то до сих пор без них обходились и даже не заметили их отсутствия. Однако их дочка, вспомнив залежи салфеток в родительском чемодане, тут же возразила даме:

— Нет, тётя, культура у нас есть. Только мы ей не пользуемся.

Вот это, по-моему, самое точное описание нынешнего состояния русского языка и русского общества в целом: культура у нас есть, но мы ей не пользуемся.

Тем, кто так рьяно делит людей по крови, следовало бы вспомнить, что Руфь, мама Царя Давида, была по крови моавитянкой. Екатерина Великая – немкой, Пушкин и Дюма – африканцами, Леся Украинка – русской, Василь Вышиваный –австрийцем, а Никола Тесла – сербом, родившимся в Хорватии.

Человеческая история пестрит примерами выдающихся личностей, чей вклад в мировую культуру, науку и искусство не имеет границ и национальностей. От Геродота, грека, писавшего о Персии, до Альберта Эйнштейна, немецкого еврея, преобразившего наше понимание Вселенной. Мари Кюри, полька, ставшая символом научного прогресса во Франции, и Фредерик Шопен, композитор и пианист, чьи полонезы и мазурки остаются венцом польской музыкальной культуры, хотя большую часть своей жизни он провел в Париже.

Эти примеры напоминают нам, что величие человека не определяется его происхождением или национальностью, а его деяниями и вкладом в общее благо человечества.

Летнюю ссылку, она же каникулы, я, как правило, проводил в одном маленьком городке в Тульской области. Каждое лето я и такие же товарищи по несчастью проводили одинаково: с утра исполнялись садово-огородные обязательства, а после обеда можно было собраться для очередных игр и развлечений. Развлечений было мало: рыбалка, пошляться по местным лесочкам