|
На студенческие каникулы уезжали шабашить в Тюмень.
Возвращаемся в Домодедово с полными карманами денег (2500 рублей
на брата, по тем временам огромные бабки). 80-81 год.
В аэропорту нас таксисты вычислили сразу. — Ребята, в Москву за 25р не хотите? А среди нас был один ушлый Толик. Куда-то смотался, приходит и говорит — Пацаны, нашел покруче такси. Выходим, смотрим — министерская "Чайка"!!! Толян, оказывается, успел договориться с водилой за полтинник, что тот завезет нас в Москву (водитель ждал какого-то министра, но рейс задержали на 2 часа). Водитель: — Куда едем? Толик: — Пивбар "Жигули"!!! Водитель начал отказыватся, мол Арбат, центр столицы, но потом увидел 50-ти рублевую купюру и согласился. Подъехали под самый вход в пивбар. 11 часов утра. Очередь метров 100. Вываливемся из "Чайки" в спецовках (как прилетели, не успели переодеться). Толян: — Вася, за нами через 2 часа заедешь!!! Очередь молчит. Заходим в пивбар первыми и отрыв по полной программе!!! Да, "Чайка" тогда был еще тот автомобиль!!! |
| 23 Feb 2009 | ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() |
| - вверх - | << | Д А Л Е Е! | >> | 15 сразу |
1972 г. Венгрия, г. Дьёр, мотострелковый полк ВС СССР.
Короч, сидит дневальный в парке, скучает. А вечером отключили свет во всём городе, ну и в части "пришлось дизелюху запускать". Дневальный должен был "щёлкнуть АЗРы" на эл. щите оповещения, но забыл. И вот перед рассветом, дают свет в городе и одновременно включается БОЕВАЯ ТРЕВОГА в
"… и последние станут первыми"
Всю ночь меня так мучила совесть, что я даже проснулся.
Открыл глаза и понял – совесть мучила не зря, десять утра, по плану я уже должен подъезжать к работе, а я тупо уставился на дачный деревянный потолок и все еще неправомерно дышу вкуснейшим осенним воздухом.
Через семь минут
На заседаниях поэтического клуба один пожилой маститый поэт постоянно журил остальных за недостаточное знание основ стихосложения (кстати, иногда вполне справедливо). Причем, когда он начинал об этом вещать, то самовозгорался и никак не мог остановиться; его несло. Все вежливо терпели. И вот на очередном заседании он в который раз принялся пафосно кричать: "Да как же можно писать стихи, не умея отличить ямб от хорея!
Что же это за безобразие: каждый пишет как хочет! А каноны?! А классика?! Нет уж, коллеги, прежде чем сочинять, извольте теорию изучить!". Все опустили глаза в пол, ибо никто с ним ссориться не хотел, и каждый чувствовал, что дедушка в чем-то прав, хотя в чём-то не очень. Чтобы разрядить напряженную ситуацию, я произнес ровным голосом такую фразу (глядя в потолок и вроде ни к кому конкретно не обращаясь):
"А вот у меня есть один знакомый. Он знает о ceксе всё. Но – импотент".
Примерно с полминуты стояла гробовая тишина. А потом все, не удержавшись, дружно грохнули от смеха. Хохотали так, что маститому поэту ничего не оставалось делать, как обезоруживающе улыбнуться и примирительно сказать: "Ну, я рад, что вы меня, наконец-то, поняли".
В детстве в наше садовое товарищество по средам приезжала машина с молоком. Она приезжала к десяти, но в девять все уже были на маленькой площади со сторожкой, занимали очередь, болтали, делились новостями. Тогда это был огромный дефецит, давали всего один литр в одни руки. Поэтому меня брали всегда с собой, хотя мне было года четыре, у меня тоже был свой бидон, и я, важная такая, ходила и ждала вместе со всеми, когда же будет молоко. Иногда соседский дедушка, который меня очень любил, покупал мне жвачки по рублю в стоящей рядом палатке. Когда в наши ворота заезжал молоковоз, все сразу радовались, строились в очередь. Я помню этот прекрасный запах свежего молока. Как молочница наматывала на кран свежую марлю, чтобы его процедить. Набрав молока, мы ждали наших соседей и медленно шли домой, болтая о пустяках. И я знала, что сегодня и завтра будет моя любимая геркулесовая каша на молоке, а, может, и целый стакан просто, чтобы попить и насладиться вкусом.


