Их было одиннадцать человек. Девять — жёны. Две — невесты. Почти все оставили детей: детей с собой брать было нельзя. Ещё семь женщин были с ними — матери и сестры прочих бунтовщиков.

Крошечный отряд нежных женщин. Слишком велик контраст, невероятна пропасть между паркетом бального зала и сибирской ледяной пустыней. Это — подвиг и есть? Променять торты на чёрный хлеб. Но... нет. Это подвигом не было, и никто добровольную аскезу подвигом не считал. И первым подвигом этих женщин было то, что они, пусть не так эффектно, как их мужья, без истерики и манифестов, пошли против власти.

Не за красивую идею, не ради почестей и дифирамбов, они поддержали уже проигравших. И не тихими салонными разговорами, не проникновенными стихами. Они добровольно приняли на себя статус "государственный преступник" и пошли в Сибирь.

В ссылку.

Царь разрешил развод с государственными преступниками. Светская власть разрешила отменить церковное таинство. Ведь жены не были в ответе. И дети — тоже. Им сохраняли титулы, положение, имущество. Власть не собиралась их наказывать.

Да, несколько женщин расторгли брак. Ещё несколько остались воспитывать детей по категорическому требованию мужей. Вели переписку, растили детей. Но больше не увиделись ни разу. Подвиг?

Нет. Это просто семья, просто такая жизнь... Остальные же — поехали.

Их лишили всего: дворянства, титула, имущества. И даже детей лишили. А самое страшное — лишили будущего детей, которые родятся в Сибири. Их положение с момента рождения — крестьяне.

Но они поехали... Научились рубить дрова. Готовить еду. Обустроили быт. Подвиг? Двести лет назад в Сибири — да, подвиг. Особенно если нет никакой уверенности в том, что это поможет. Особенно если твоё содержание определяет государство и ты отчитываешься за каждую копейку. Особенно если вместо блестящего офицера, каким был муж, — каторжанин в кандалах, и можешь только посмотреть на него. Особенно когда у тебя нет обратного пути. Либо вернёшься с мужем, либо вернёшься вдовой. Либо не вернёшься...

Почти все декабристы в итоге прожили долгую жизнь. Пережили рудники, пережили Читу, много чего пережили. И не только молитвами их жён да горячим супом. Но и ежедневными их хлопотами о смягчении наказания. Женщины, напрягая все силы и связи, добились. Рудники заменили земляные работы, потом литейный завод. Сняли кандалы. Разрешили семейные камеры. Потом не каторга, а ссылка, совсем другое.

И это — заслуга их жён.

Мало кто из современных правозащитников может таких результатов добиться. Они нашли в себе силы заботиться не только о мужьях. Они учили и воспитывали местных детей. Своих учили, так отчего соседским не помочь?

В ссылке родилось много детишек. Одна только Прасковья Анненкова рожала восемнадцать раз! Правда, выжило только семеро из них. А у Трубецких вовсе чудо случилось... В столице детей у пары не было. А в Сибири, среди всей этой жути и тоски, — семеро!

Медициной занимались. Благодаря им глухой край уже не был диким. Никакой миссионер не нёс столько конкретного и ценного.

Вдумайтесь... всего одиннадцать женщин! И перевернули уклад тех мест. Эти женщины даже церквей построили чуть ли не больше, чем сама церковь. Их помнят в Сибири. Они были тем светом, что рассек зимнюю ночь, тем мостом, что протянулся из Европы за Байкал. Их память чтят, ведь то, что эти маленькие женщины сотворили, — это даже не подвиг, не подвижничество, а настоящая сила и мощь, дремавшая под тонкой кожей каторжанских фей.

В Иркутске Марии Волконской поставили памятник: молодая женщина со свечами, укреплёнными в подсвечник, приглашает в дом.

У них не было тут дома. Но они построили его, укрывая любовь и семью. Они сами, как свечи, тихо горели во мраке горя и безысходности, но не сгорели, а только сильнее стали, закалили и себя и всех, кто был рядом.

В этом и есть их главный подвиг.

Ольга Иванова

У нас в лаборатории есть специальная комната — growth room, для выращивания растений. Освещение искусственное, стоят автоматы — в 23.00 лампы отключаются, в 7.00 утра включаются. Работаем так уже года 4, к слову.

Недавно наша охрана "проявила бдительность". Оказывается, они заметили (на 4-й год), что в лаборатории кто-то живёт. Иначе кто выключает свет в 11 вечера, а включает в 7 утра? Несколько дней охраники мучились данным вопросом и даже пытались подкараулить таинственного поселенца. Даже подумывали дверь взломать ночью. Благо решили вначале спросить шефа, пришли со своим начальником

(Ш — шеф, О — начальник охраны):

О.

— У вас кто-то живёт в лаборатории!

Ш.

— Да, живёт.

О.

— Кто?

Ш.

— Растения!

О.

— А свет кто выключает и включает?

Ш.

— Растения!!

О.

— Растения?

Ш.

— Да! Спать ложатся, и выключают, что непонятного? А утром включают! Они ж ГМО!

Теперь нашу лабу все обходят стороной...

Biolugkh

Несколько месяцев назад я выложил пару постов о даме, штампующей фиктивные справки об инвалидности, у которой при обыске нашли шесть миллионов баксов, не считая недвижимость, машины и побрякушки. Ну, та, у которой муж при обыске прощался с пачками денег, обнимая и целуя их.

Спешу успокоить читателей, у дамы всё хорошо, суд вынес решение об

Продолжая начатую тему о удивительных совпадениях. Рассказ подрывника.

В школьные годы мы были конечно очень крутые, испытывали себя во всем, и где можно и где нельзя. Я и плавать еще не умел, но мы с другом, каждый год, открывали купальный сезон 7 апреля, раздвигая ногой уже изрядно потрескавшиеся ноздреватые льдины.

Пошла на свидание с сайта знакомств. На фото мужчине было лет 30, вполне себе симпатичный. На свидании встречает меня мужик лет сорока, причем не лучших сорока, с небольшим лишним весом и щетиной. Я мысленно дергаюсь, но решаю вежливо отсидеть хотя бы минут двадцать, дабы хрупкую мужскую психику не травмировать.

Подхожу, здороваюсь. Он улыбается и отвечает, демонстрируя желтые зубы, скол на переднем, отсутствие клыка и ЗАПАХ. Сука, я стою от него в метре, мы на улице, я прячу уши в шарф от ощутимого ветра, и несмотря на все это, отчетливо чувствую его вонь. Я дергаюсь уже откровенно, разворачиваюсь и иду обратно. Мужик сначала идет следом, пытаясь выяснить, что не так, потом начинает орать мне оскорбления. У меня от шока и отвращения буквально слов нет, иду, молчу, надеюсь, что этот пи[c]ец сейчас закончится.

Шел он за мной метров триста по широкой пешеходной улице, во всю глотку крича, какая я умалишенная шлюха. Отстал только после того, как я зашла в магазин с сувенирами. Постоял под дверью минут пять и ушел. Удаляю приложение на хрен, еще одного такого не переживет уже моя психика.