но вот прикол — не магнитит в нашей стране. Пошлешь одного — сразу понятно всем. Не удивлюсь, если 99% россиян в том же положении. Либо не могут брать взятки, либо не хотят.

Но вот наконец в моем окружении нарисовалась девушка, ДАВШАЯ взятку. Рассказ ее банален, но чем-то меня зацепил.

Итак, получив права, она на радостях настоящей блондинки пересекла все мыслимые и немыслимые полосы, чудом выжила и была наконец остановлена чучелом с полосатой палкой. "Будем оформлять! " — грустно сказало чучело. — "Или подумаем? "

Девушка эта дожила до 25, тоже ни разу не давая никому взяток. Но тут в ней легко проснулись древние рефлексы. Засунула купюру в права, дала менту и радостно заорала: "Вот, придумала! "

Мент заглянул в права и горестно сказал: "Плохо подумали! Думайте еще! "

Девушка подумала и ответила: "Знаете, мне пришла в голову еще одна идея! "И сунула вторую купюру. Мент глянул, просветлел, забрал и выдал: "Неплохая идея! Езжайте! "

Знаете — без гайцов, некоторых министров, таможни, пожарных и санитарных инспекций, и еще примерно сотни малочисленных народностей, у нас была бы абсолютно честная страна. В Сингапуре всё это сделали лет за пять. Так, размечтался...

по имени Паша, из нашего филиала, которого до этого не знал. Человек он в целом оказался неплохой, хотя с ним практически невозможно было общаться на внеслужебные темы. Паша был фанатом еды, он жрал всегда, постоянно, безостановочно. Через несколько дней общей жизни в одном номере стал понимать почему Паша до сих пор холост. Ему явно было не до женщин, хотя иногда он мог поддержать разговор о них. Жратва и мысли о ней занимали его полностью. Имея габариты 170 на 170, т. е. в высоту и ширину, он каждую ночь храпел звуками взлетающего самолета, причем безостановочно, так, что у меня возникало ощущение, что я сплю на взлетной полосе. Время было летнее, душное, и Паша каким-то образом, видимо от холодной колбасы, поймал жесточайшую простуду. Его добродушное круглое лицо стало еще круглее, нос распух, а верхняя губа приобрела темно-фиолетовый цвет. С учетом болезни он меньше есть не стал, а храпеть стал с большим диапазоном звуков. Так получилось, что после его приезда все финансовые расчеты за проживание проводил я, как давно живущий и знакомый со всеми сменам гостиничных кассирш. Одна из них, Наташа, молодая, разведенная женщина, казалась мне вполне симпатичной, и отчасти из-за этого я и взял на себя все расчеты. Антибиотики и еда несколько облегчили Пашино положение, хотя губа стала еще более фиолетовой, но кризис был уже пройден. С целью заполнить пустоту воскресного утра в гостинице, я собрался и пошел оплачивать очередной взнос в кассу. Наташа была на месте и готовилась сдавать смену. Получив наши квитанции и немного потрепавшись вернулся в номер и увидел одетого Пашу, который решил выйти и погреться под солнцем. Как там на воле, спросил он меня, слегка шепелявя от тяжести распухшей губы. Сам не знаю, с чего, я сказал ему, что весь ресепшен и особенно кассир Наташа наперебой спрашивали меня о нем, а Наташа, прямо так и заявила мне, почему все время я прихожу рассчитываться, ей бы хотелось и с моим соседом пообщаться. "Так что Паша, давай дерзай" — напутствовал я его. Впервые оставшись один и не слыша Пашиного храпа и чихания, я как-то незаметно заснул. Проснулся через три часа, Паши не было, вернулся он часов в 8 вечера, с пакетом, как оказалось наполненным бутербродами. Из его отчета я узнал, что ободренный моими словами, он с утра, выйдя из номера, спустился к Наташе, где они немного поговорили, затем она сдала смену, и они гуляли по набережной, сидели в парке, съели мороженого и найдя достаточно пустой участок парка трахнулись. После этого поехали к ней домой, где он очень хорошо покушал, ceкс был продолжен, и она наделала ему бутерброды, чтобы он продержался до вторника, пока она не выйдет на работу не привезет новую подкормку. Мы еще прожили с Пашей около двух недель, и все эти дни возникшее между ними чувство только росло, а Паша хорошо ел и имел много ceкса. Когда я уезжал, Паша остался после меня еще на несколько дней. Воистину нам не дано предугадать, как слово наше отзовется.