собирать чемодан.

Но это сейчас, а в те времена добраться из Лиепаи до Днепропетровска – было той еще логистической задачей.

Был такой фильм Американский, где мужик на Рождество домой добирался — "Поездом, самолетом, автомобилем" назывался. Вот, оно самое. Только с детьми и в жару. Такие поездки учат думать на ходу, бегать шустро, держаться вместе и еще они учат терпению. Очень большому терпению. Ждать поезд, ждать самолет, ждать таксиста овердохера часов – часть поездки.

На обратном пути, в Днепропетровском аэропорту мы с отцом залипли очень плотно.

Рейс вроде как будет и даже куплены билеты, но он задерживается. Жарко, середина лета, пустой аэропорт, заняться решительно нечем.

Шестилетнему мне и уже школьнице — сестре была выдана пара монет по 15 копеек и настойчивое предложение перестать зудеть под ухом и сходить купить себе в буфете что-нибудь.

Рядом с буфетом стояло нечто ранее невиданное — игровые автоматы типа "однорукий бандит". Вокруг терлись какие-то дядьки, бросали монеты и дергали за ручку. Отбившись от вечно скучной и сильно умной сестры, я подошел к освободившемуся автомату и под хохотки: "о, малой тоже сыграть хочет" опустил первую монету, дернул ручку.

Автомат покрутил барабан и сказал: "Хрен тебе".

Движ мне понравился и я кинул последнюю.

Автомат что-то покрутил, брякнул и выдал мне десяток монет.

А вот это уже интересно! Хороший возврат инвестиций! – подумал я и начал пихать в автомат по одной монете.

Автомат крутил-вертел-моргал, но монетами делиться не желал. Мне стало скучно и я уже было собрался уходить со своими двумя, решив забросить напоследок.

Вместо ожидаемого облома, автомат внезапно зазвенел и загрохотал!

Я от страху чуть там-же на месте в шорты не напрудил! Хрена-ли – сломал автомат! Сейчас милиция прибежит и будет беда!

Мужики подскочили и начали через одного поздравлять, приговаривая: "Вот мелкому повезло! " и восторженно говорить, что я что-то там сорвал какому-то Джеку. Было стремно, радостно и взросло одновременно.

Убедившись, что ничего плохого не произошло и милиции не будет, я собрал все монеты по карманам и принялся со взрослым видом "играть".

Подошел отец, оттер обступивших меня мужиков, поздравил с выигрышем и спросил: "ну, сынок, что будешь делать? "

— Буду дальше играть!

— Ты уверен?

— Да!

— Может оставишь, пока в плюсе?

— Буду дальше играть!

Он не стал спорить и уговаривать, а просто встал сзади и стал за мной наблюдать.

Он не вмешивался, когда я с азартом спустил в автомат половину выигрыша. Не вмешивался он и когда у меня остались только две монеты, а я все не мог остановиться.

И только когда автомат отмигал мне свой прощальный привет, он взял меня за руку и сказал: "в азартных играх деньги не зарабатывают, а теряют. Поехали домой, наш рейс объявили. "

Уже много позже, подростком, я закидывал пару раз в автоматы монеты по мелочи и результат был всегда одним и тем-же: автомат радостно благодарил меня за отданные деньги, а я его за повторную прививку от жадности.

нельзя всецело отдаваться хорошему настроению. Вылезаю, не спеша. Ломка. Как же я не хотел этого.

Девица уже стоит, заглядывает. Первое, что поразило, её броская красота.

Ну, повреждений особых нет. У меня на бампере сзади виден только след столкновения, если помыть, то не найдешь ничего. Я уже хотел было произнести, давай мол разойдёмся красиво, всегда приятно сделать добро симпатичной девочке.

Но что-то меня остановило...

Её дерзость.

Да. На лице и во всей позе и даже в пальцах, держащих телефон. Показное пренебрежение ко мне. И вообще ко всему кругом.

Резко сую ей свою карточку страховки и требую от неё тоже.

Она заявляет, что работает в страховом обществе и сделает всё сама, мне можно не беспокоиться.

Ну, пожалуйста.

Не откладывая на потом, я заруливаю в знакомый аутохаус, подсчитать ущерб. Всё равно надо было покупать летнюю резину, что ещё больше польстило хозяину.

Счёт со штемпелем отсылаю дерзкой красавице по указанному адресу.

Признаюсь, делал я всё это через силу. Ну не было никакого ущерба. Только эта юная выскочка, как заноза в пятке.

Через долгое время и множество звонков — звонок в дверь моей квартиры. Стоит моя дЕвица-девИца, переминается, за ней мужчина, которого видно сразу — это её отец. Импозантный, молодой, но богат сединой.

Девушка просит у меня прощения, отец протягивает мне деньги.

Но как она изменилась!

Фасад дерзости сильно потрескался и местами обнажил истинную лепку.

Потом, когда участница дорожного происшествия увязла в разговоре с моей женой о цветах на подоконнике, я увлёк её отца на кухню и стал совать ему деньги обратно. Он — ни в какую. И полушепотом быстро поведал мне, что благодарен случаю, который вкупе с другими жёсткими происшествиями, как из рога изобилия в последнее время, сильно повлиял на его дочь и она стала лучше.

Она, к восемнадцатилетию, особенно после получения прав и автомобиля, сбилась с курса, жизнь в доме превратилась в ад, он уже не находил выхода.

Вот это вот всё было похоже на театральную постановку и сильно эмоционально.

Они ушли, как под занавес, а я долго стоял у окна.

Что это было?

Меня выбрали для наказания и наставления!

Кто?

Меня не спрашивают, хочу ли я.

Кто распоряжается моей судьбой?

в те годы врач Фильштейн, большой друг нашей семьи, предлагал сделать и дать справку, что сделано по медицинским показаниям вроде как из-за фимоза).

Отца останавливало другое: мы ведь всегда готовимся к тому, что уже было. Во время войны он попал в плен. Он был защитником Севастополя, сержантом и главным коммунистом полка. Командир полка эвакуировался с последним пароходом и оставил его за себя (сержант, командир полка, комиссар – все в одном лице, вот это карьера!).

Отец еще выступал по радио: — Мы, защитники города С. , клянемся не сдать крепость на Черном море врагу... Эту его речь слышала его мать в эвакуации и это была для нее последняя весточка, что ее сын, ее мизиникл, жив. А через три дня раненный, без сознания он попал в плен. Когда пришел в сознание немцы уже устраивали первую сортировку – коммунистов, командиров и евреев расстреливали тут же.

Скрыть партийность и должность еще можно было (партбилет увез на Большую землю бежавший командир полка, гимнастерка сержанта тоже сошла бы), а вот еврейство было записано на его конце.

В доме посреди лагеря немцы разрушили противоположные стены, в нем сидел фельдшер и чтобы выжить нужно было пройти через эту хату и предъявить фельдшеру член.

Эту проверку отец прошел чудом: он выбрал момент, когда насмотревшийся членов фельдшер встал чтобы закурить, и бросился напролом сквозь это решето, а там затерялся в толпе. Немцы постреляли, но в отца не попали.

Потом было еще много сортировок, но к ним папа успел подготовиться: с помощью друга-армянина он разработал легенду. Вроде как он армянин, Леонтий Георгиевич Бабаян из Ростова, армянским языком особо не владеет как и многие ростовские армяне (тут еще помогало то, что идиш и немецкий близкие родственники – немец что-то объявит, отец поймет, но виду не покажет, а когда немца переводчик озвучит на армянском, начинает – вах-вах все понятно! Почему обрезанный – а потому что многие армяне боясь турецкой резни делали своим христианским мальчикам обрезание).

Так вот с этой историей в своей биографии папа был категорически против того, чтобы меня обрезали. Кто победил в споре – отец или дед – здесь умолчу. Интересно другое, что будучи воспитанным как еврей (спасибо деду, он был очень грамотен в иудаизме, даром что убежденный атеист – такой вот парадокс) я еще имел крестного отца. И ни какого-нибудь а самого Юрия Дурова.

Папа дружил с Юрием Дуровым. У того своих детей не было. Это много позже, уже когда дяди Юры не стало, где-то в Ташкенте объявился т. н. сын – по его версии его мать работала в цирке, когда-то там гастролировал Юрий Дуров и там она получила его сперматозоид. После дяди Юры остался номер, который желательно было оставить под именем династии и этот парень сгодился для этого.

Однако сам Юрий Дуров радостей отцовства был лишен, поэтому когда я родился (для папы это было большим чудом, бОльшим, чем рождение первенца для любого отца – и возраст, и тяжелая военная биография за спиной) цирк по рассказам ветеранов был пьян трое суток. Юрий Дуров как раз тогда выступал в Одессе. Он с папой и забирали меня из роддома и дядя Юра настоял, чтобы я считался его крестником.

Так бывает.