не случается, особенно на фоне старческой деменции, тут примечательно иное. Бабушка Нина, будучи дочкой врагов народа, к любым властям всю жизнь относилась враждебно. Несмотря на то, что родителей, осужденных на волне известных событий, реабилитировали быстро, и они не только прошли всю войну, но и после нее шли вверх по служебной лестнице, занимали ответственные посты. Сама Нина закончила столичное высшее учебное заведение, куда ее, как дочь врагов народа, зачислили "на ура".

Последующая жизнь бабы Нины проистекала в двоичной системе: днем она работала в престижном НИИ и защищала диссертации. Вечерами, вооружившись кофе, сигаретами и подружками, читала вслух диссидентов и травила анекдоты про "сиськимасиськи" Леонида Ильича. И еще она не выносила обращение "товарищ". "Никакой я вам не товарищ", — строго говорила она. "И вы мне не товарищи". Вокруг нее были сплошь господа, сударыни и судари, в крайнем случае – граждане. Так и жила, слушая всевозможные "голоса", "волны" и "эхо". Уже будучи на пенсии выделяла тонны желчи в бесконечной телефонной трескотне с подружками. Которые, кстати, как и она, проявляли удивительную живучесть и долголетие, несмотря на тяжелое детство и "режим" в стране. Баба Нина вообще любила пофантазировать на тему "режима, " утверждая, например, что ребенком прошла через ГУЛАГ. На самом деле около года провела в детском доме под Куйбышевом.

И вот бабушка Нина сошла с ума. И что сделала перво-наперво? – Она обратилась к общественности! Дамы и господа ведь всегда обращаются к общественности, не так ли? Вооружившись здоровенной тростью, антисоветская бабушка стала колотить по стенам и, набрав в легкие воздуху, что есть мочи вопить:

— Товарищи! Товарищи!! ТОВАРИЩИ! Немедленно сообщите в милицию, КГБ, обком и райисполком, что здесь происходят чудовищные события!

Дальше следовали вышеупомянутые сигналы о квартире, вредительских препаратах и голодоморе.

До соседей достучаться получалось не всегда, посему громкие обращения к "товарищам" стали вылетать из открытого окна, особенно пикантно они звучали в ночные часы..

При попытке госпитализировать бабушку в соответствующее учреждение, нам было сказано, что человек она пожилой и ей хорошо бы в пансионат для престарелых. В платном пансионате посоветовали сперва подлечить в психбольнице, а потом только к ним, в противном случае могут пострадать адекватные старики.

В общем понятную медицинскую помощь решено было оказывать на дому, в результате которой все "товарищи" куда-то исчезли, а бытовым обслуживанием отчего-то занялись господа, которые, ради этого удовольствия, видимо, вернулись из парижской эмиграции: )

день наступил, и что мы едем сегодня вечером. Радости моей не было предела. Навсегда запомнилась её реакция "Ну что ты лезешь на меня как на лестницу!? "

И вот мы на турбазе, живём в небольших однокомнатных домишках.

Время было уже осеннее. О том, что где-то по соседству находилось море я, конечно, слышал, но мне было сказано, что оно было не только далеко, но и купаться в нём было холодно, поэтому у моря я тогда так и не побывал. Однако никаких разочарований мне такое положение дел совершенно не принесло. Каждый день был наполнен какими-нибудь яркими событиями.

Особенно мне нравилось когда в лагере устраивались общие построения, и кто-то из руководителей вызывал некоторых из построившихся и торжественно, под аплодисменты, им что-то вручал. Я не совсем понимал, что это было такое, но проникался всеобщей радостью и приподнятым настроением.

И тут вдруг мы все куда-то засобирались, подхватились и пошли.

Идём целый день по тропинке, кушаем консервы, разогретые на костре.

До этого я никогда в жизни ничего подобного не пробовал.

Мне очень понравилось. Тропинка узкая, и я всё думаю, когда же мы развернёмся и пойдём назад. Те, кто сейчас позади окажутся впереди. Знают ли они дорогу? Но наступает вечер, и мы не разворачиваемся! Вместо этого мы поднимаем палатки и остаёмся ночевать! Такого тоже в моей жизни никогда не было! Я в полном восторге. Наутро мы собираемся и продолжаем идти. Проходим мимо каких-то крошечных строений в которые можно заглянуть через круглую дырку, и мне объясняют, что это древние захоронения. Как я просился забраться через эту дырку вовнутрь, но мне не разрешили! Ничего, поход продолжается. Опять ночёвка, опять костры.

На следующий день — переход через реку. Кто-то из взрослых человеков (а на деле высокий парень лет двадцати пяти) берёт меня на руки со словами "дайте-ка мне этого короеда" и переносит через реку. Какое смешное слово! Ночёвка, костёр. И вдруг на следующий день — снег! Снег! Ведь не было никакого снега ещё вчера, а сегодня у меня из-под него едва торчит голова! Это, как оказалось, было вершинной точкой нашего похода и пора было возвращаться назад. Возвращение, по правде говоря, почти не запомнилось, но было здорово.

Однако то, что произошло уже в лагере произвело на меня просто неизгладимые впечатления. Подошло время одного из моих любимых построений, и дядька опять начал называть фамилии. И подходить к нему стали люди, которых я хорошо знал по нашему походу. И дядька им что-то вручал, а все хлопали. Радовался я за них безмерно. Но что это? На одну из фамилий отзывается и идёт тётенька, которую я хорошо знал ещё до похода! "Мама, мама! Тёте Наташе тоже что-то дали! "Вернувшись, тётя Наташа продемонстрировала крошечный значок. Но что это был за значок! Таких я никогда до этого не видел! Компас, звёздочка и надпись "Турист СССР". Это не просто значок, пояснила мне мать. Наташа его заслужила! Как я радовался за Наташу. Моя знакомая — и заслужила значок! Меня постепенно начала разбирать гордость за то, что я с ней был знаком. И тут... И тут!.. Дядька вызывает мою мать! Она идёт и тоже возвращается со значком! Я ещё не отошёл от впечатлений, полученных от Наташи, а здесь со значком возвращается сама моя мама! Уж такой радости я вообще не ожидал! Назвали ещё несколько фамилий, и процедура, похоже начала подходить к концу. И тут дядька называет мои фамилию и имя! "Ну, иди", говорит мне мать. Я иду и не верю происходящему. Иду, и все хлопают. Я не верю, не верю, что всё это действительно со мной происходит. Дядька пожимает мне руку и тоже даёт мне значок! Но только мой значок был ещё лучше. Он был самый большой! Кроме компаса на нём были изображены ещё костёр и палатка. И надпись "Юный турист СССР".

А вы говорите мороженое....

(комарик появился, откуда ни возьмись, на день рождения его не пригласили), и комарик в целом, если честно, так себе (маленький не только сам комарик, но и его фонарик, что подчеркнуто отдельно). Разве это нормально — жениться на ослабевшей от пыток красавице, когда она, очевидно, не пришла в себя толком и в принципе не может отвечать за свои поступки?

Нормально так отметила, что уж там.

"Доктор Айболит"

Нерадивая мать упускает сына, и тот лишается ног. Органы опеки, как ни странно, молчат. Молчит и минздрав, когда врач заявляет, что пришьет зайчику новые ножки, хотя любой нормальный человек знает, что ничего хорошего из этого не выйдет. Не дождавшись полной реабилитации пациента, доктор улетает в заграничную командировку, потому что у него дела.

"Федорино горе"

Одинокую женщину в глубокой (и очевидной) депрессии покидает бессердечная посуда. Структурно это похоже на малхоланд драйв.

В предсмертном бреду Федора представляет, что чайник ее простил и вернулся (на самом деле, нет).

"Крокодил"

Вполне мирного крокодила, чей грех заключался только в том, что он курил папиросы и говорил по-турецки, с упоением травят интеллигентные жители Петербурга, ведь он некрасив и говорит на непонятном языке. Когда после физического нападения крокодил теряет терпение и начинает вендетту, с ним расправляется Ваня Васильчиков.

"Краденое солнце"

Вместо того, чтобы найти точки соприкосновения с крокодилом, совершившим досадную ошибку, медведь жестоко избивает его, хотя любой человек знает, что насилие порождает насилие.

Мне, кстати, кажется, что у Чуковского к крокодилам что-то личное. Нет, правда — уровень насилия над крокодилами в его творчестве неоправданно высок!

"Мойдодыр"

Из маминой спальни выходит кривоногий и хромой мужчина (очевидно, не отец), который орет на ребенка и швыряет в него все, что под руку попадется, до тех пор, пока ребенок не сбегает от избиений на улицу. Когда ребенок понимает, насколько жесток внешний мир, он возвращается домой, в царство знакомого, домашнего, но все-таки насилия.

На этих замечательных стихотворениях выросло несколько поколений советских детей.