Татьяне Ивановне было уже за 85, когда силы стали ее оставлять, и я был свидетелем невероятных усилий, которые она прилагала, чтобы хоть в каком-то качестве остаться в театре. В последние годы ее здорово поддержала дружба с молодым Сашей Абдуловым, который взял над ней шефство.

Однажды на репетиции в отсутствие Татьяны Ивановны обсуждался вопрос: "Что делать с Пельтцер? Она совсем не помнит текст…" В спектакле "Поминальная молитва" у нее была крошечная роль, но ведь и ее надо было сыграть! И тут встал Саша Абдулов: "Не надо! Не убирайте Пельтцер из спектакля… Я буду говорить за нее текст".

И действительно, Абдулову удавалось изящно все сделать, было незаметно, что она забывает слова. Между ними сложились трогательные отношения нежной дружбы, как между сыном и матерью — они так и говорили друг про друга: "сыночек", "мама". Татьяна Ивановна любовалась его красотой, робко восхищалась, болела за его неудачи и успехи.

Думаю, что Абдулов стал важной вехой в ее нелегкой жизни. Он спас ее от отчаяния. И на сцене он, игравший ее сына, спрашивал: "Мама, вы, наверное, устали? "И Пельтцер, собравшись с мыслями, отвечала: "Да, очень! "И тут же — овация. Так на нее реагировал зал. Зная, что Пельтцер появится в конце спектакля на несколько минут, ее выхода ждали.

Ну а последние ее приезды в "Ленком" были без выходов на сцену. Она просто приезжала, чтобы посидеть в гримерке, подышать театральным воздухом, поздороваться с актерами.

Как-то в один из таких приездов кто-то ей сказал: "Людям, наверное, кажется, что вы никогда не были молодой…" Она поду­мала и ответила: "А мне кажется, что я никогда не была старой…"

Разговор с немцем (дело на Урале).

— Ну как тебе наша природа? Красиво, да?

— Да, классно. Даже жутко. Здесь же можно умереть...

—?

— В Германии в какую сторону не пойди — через 5-10 км деревня или город. А у вас — на сотни километров вокруг ничего нету. Можно просто не дойти…

В начале 2000х, когда экономика в Канаде была на подъёме, народ был щедрее нынешних и часто по окончании работ нам давали типы (чаевые). Поскольку специфика работ такова, что одному не справиться, работаю с помощником. Кто даёт по $10, кто по $20. Максимальная сумма типов у меня $100, но только один раз и суть не в этом.

Наиболее щедрыми были китайцы. Но следуя, очевидно, своим традициям, они не просто давали купюры, а в таких специальных конвертиках. Первое время я думал, что в конвертиках обычные китайские пожелания, типа тех, что дают на выходе из китайских ресторанов, и по приезду домой просто выкидывал их в мусор не вскрывая.

Однажды по дороге домой помощник просит остановиться у ликеро-водочного магазина, чтоб купить пару бутылочек пива. Достает конверт, вскрывает и вытаскивает оттуда двадцатку.

Спрашиваю:

— Ты знал? Что же ты мне раньше не сказал?

— Так я же не знал, что ты их выбрасываешь. Я думал, ты их специально не при мне, а дома вскрываешь, чтоб я не видел, что у тебя в конверте денег больше.

На улице стало плохо, закружилась голова. Присела на корточки. Три человека подошли помочь... Убил последний подошедший — парень, на спорте и говорит: "Тебе помочь? Тебя что ли обидел кто? Ты только скажи — я разберусь! " – и так по плечу по братски похлопал: "Ты там это... не реви... "

Хороший арбуз маленьким не бывает. Чтобы съесть большой арбуз, нужна большая семья.

Это самый нетривиальный аргумент за многодетность, который я когда-либо слышал.