Как-то в пору бурной молодости одна моя подруга пригласила меня в гости. И друга попросила захватить для своей подружки. Приехали, посидели, выпили и разошлись по спальням. Спустя минут 15 слышу вопли друга и его слонячий топот. Естественно, вышел посмотреть, что произошло. Он орёт, вся рожа в дерьме, вонища стоит. В общем, решил он девушке куни сделать, и тут прилетает ему струя говна прям в лицо. Больше мы с этими девушками не общались.

Возвращаюсь с прогулки со своими двумя лабриками. Они уставшие, с мячами в зубах, еле чапают, театрально нюхают цветочки, зырят во все лужи. Впереди идут две жопастые дамы. Я, за[трах]авшись ждать свой мхатовский дуэт, по типу "мы так устали, но и домой мы не хотим, поэтому будем тупить", говорю весело так: "Кобылки, шевелим булками, хватит лужи мерить, домой хочется, и есть пора". Девушки, идущие впереди, поворачиваются и такие: "Ой, извините, мы щаз быстрее уже пойдём". Стыыыдно.

Однажды в одиннадцатом классе я спросила у одноклассницы: "Катя, почему ты ни с кем не общаешься и не гуляешь?" Катя мне ответила просто и понятно: "Ненавижу людей". Я помню, как мне было смешно от её слов. Спустя пять лет я её прекрасно понимаю.

Ненавижу, [м]лять, людей.

Жил у нас крыс белый, Пейджером звали, очень уважал пить пиво. И налакавшись пивка до синих огурцов, устраивал разборки кошке: становился мере кошаком и скалился. После того, как морально уничтожит кошку Олеську, прыгал ей на хвост (кошка очень пушистая) и начинались американские горки: Олеська бешено носится по квартире, а Пейджер на хвосте висит.