Чита.

В многомесячных рейсах на грузовых судах жизнь течет настолько однообразно, что даже самое маленькое событие или что-то необычное запоминается надолго. В одном из рейсов на порты Африки был у нас радист по кличке "Охламон". Свою кличку он полностью оправдывал: вечно небритый и непричесанный, в рубашках не первой свежести и характером под стать внешнему виду. Как специалист он был неплохой, поэтому претензий у начальства к нему не было, хотя и дружить с ним никто не хотел. Была у него заветная мечта: завязать с опостылевшей морской жизнью и стать на берегу фотографом. И наконец-то судьба ему улыбнулась!

В одном из портов Африки выменял он за десять банок сгущёнки у местных бедняков обезьянку — молодую мартышку размером с кота. В мечтах он уже представлял себя с обезьяной на плече и фотоаппаратом на шее, окруженным толпой желающих сфотографироваться на пляже в Одессе.

С чьей-то легкой руки ее стали звать Чита. Охламон и Чита! Эта комбинация настолько понравилась экипажу, что его даже не спросили, как он ее назвал. Чита была очень ручная и общительная, ко всем шла на руки, но особенно ей понравился боцман и она всегда старалась быть поближе к нему. Для нас это оставалось загадкой: суровый пятидесятилетний моряк, неразговорчивый и неулыбчивый, он светлел, когда обезьянка взбиралась ему на плечо и начинала копошиться в седых волосах.

У судового радиста ночная вахта 00.00 — 04.00. Перед самой вахтой Чита в чем-то провинилась, он ее слегка побил и закрыл в картонной коробке с небольшими отверстиями для воздуха. После вахты, уже подходя к каюте, он сразу заподозрил что-то неладное: очень уж воняло из-за двери!

Он резко открыл дверь каюты и остолбенел: все стены каюты и даже часть потолка, кровать и подушка были вымазаны тонким слоем обезьяних испражнений, пол каюты усеян мелкими кусочками бумаги и страницами разорванного паспорта моряка! В коробке, в которой сидела Чита, зияла огромная дыра, а сама обезьянка успела прошмыгнуть наружу между ногами Охламона, когда он открыл дверь.

До самого утра, кряхтя и матерясь, Охламон наводил порядок в каюте, а потом вспомнил про Читу. Тяжелый труд и бессонная ночь довели его почти до апатии, зло на Читу он еще держал, но убивать уже не хотел. Да и мечта об одесских пляжах не казалась ему уже такой привлекательной!

Читу он нашел сразу, выйдя на кормовую палубу — обезьянка спокойно сидела на плече у боцмана, однако увидев Охламона, она спряталась у моряка за спиной.

— Ну что, Николаич, заберешь себе Читу? — ничего не объясняя спросил Охламон.

— Сколько?

— Две бутылки водки.

— Хорошо, по рукам! — сказал боцман, протягивая руку.

В мгновение ока Чита снова оказалась на плече боцмана, наверное, она уловила отсутствие угрозы в голосе Охламона.

Зима на Урале, за окном -38. Коты с собаками спят в сарае у печи. Пока кидал уголь, начал читать книгу. Потом прилёг на тахту и уснул. Проснулся, а вокруг моей головы лежат коты, форточка открыта, дуло на голову, и они решили меня укрыть, но сами замёрзли. Закрыл форточку, принёс им мяса и дальше читать под лампочкой, а коты нежно спят рядом в обнимку.

Переехать в город? Да ни за что! Нам и тут хорошо.

"Лапы и хвост — вот мои документы! " (Э. Успенский)

Одна из галерей на стрельбище, где я работаю, расположена вдоль речки. Пару дней назад туда приехала полиция пострелять и обнаружила на другом берегу большого белого бультерьера. Полицейские бесстрашно форсировали речку и собаку с того берега достали. Псина, видимо, свалилась с обрыва и оказалась

У нас с котом есть игра: он от меня убегает, а я его догоняю, потом я останавливаюсь, кот подходит ко мне, и я его тискаю. Иногда он так самозабвенно убегает, что мне начинает казаться, что он меня правда боится, но нет, стоит мне остановиться, и он подходит за обнимашками. А сейчас он стал сам инициировать эту игру: подходит ко мне, тычет носом в мою ногу и убегает. И так несколько раз, пока я не побегу его догонять.

Была у моей тещи немецкая овчарка: крупный, даже для своей породы кобель, сидящий днем на цепи, а ночью свободно гуляющий по двору частного дома. Звали его Туман, хотя окрас у него был чёрно-коричневый. В меру злой для чужих людей и довольно добрый для своих. Ел он очень много: за день съедал почти ведро пищевых отходов, которые тёща приносила