До того, как я встретил свою девушку, многие считали, что я гей. У меня много кремов и гигиеничек, я встаю утром за час, чтобы одеться и уложить волосы. Делаю замечания знакомым женщинам, если у них кривой макияж или плохо подобрана одежда. Но нет, я не гей, не метроceксуал. Я бывший танцор. Нас учили тому, как собраться самому и накрасить девушку, и сделать ей прическу, если рядом нет зеркала. Моя девушка растяпа и балдеет от того, когда я делаю идеально ровный хвост.

У нас в подъезде наркоманский притон. Варят зелье свое и продают, соответственно, наркоманы с утра ждут дозы. Я вышла рано утром после бессонной ночи за молоком. Вид у меня: замученная, с красными глазами, жду молочницу у подъезда. Приезжает наряд милиции (плановая облава у них), наркоманы врассыпную, я стою, и меня, блин, крутят и пытаются запихнуть в бобик. Я ору как резанная, что я за молоком стою. Спасла меня молочница, говорит, я ее знаю, молоко у меня берет, вроде не наркоманка.

В молодости папа играл на гитаре для мамы и пел одну песню, но никогда не допевал до конца. В век интернета грех было не найти её. Песня играла, у мамы ностальгия, текст о том, как парень с девушкой едут в лифте, доходит до восьмого этажа, и мы не расслышали окончание строчки. На повтор — опять не разобрать слов — запись довольно старая. Звук громче, обе наклонились к динамикам ноута, смотрим друг на друга, навострив уши. .. "А на восьмом вертелась на х[рене]..." Стало понятно, почему не допевал.

Лет 25 назад бабушка разговаривала с соседкой, та ей рассказала, что их общая знакомая — молодая женщина — уехала в город работать на панели. Бабушка с невозмутимым видом сказала, что все профессии нужны и по-своему важны, и этой работой должен кто-то заниматься. Соседка была шокирована услышанным, но согласилась, ведь бабушка была авторитетом на их придомовой скамейке. И только через некоторое время бабушка узнала, что работать на панели — означало работать проституткой, а не разнорабочей на строительных лесах.