и форумный интернет-троллинг за вознаграждение даже не упоминаю. Жанна в приватных беседах и не скрывала планов по реализации своих меркантильных интересов по захвату всего мира посредством Виктора — должен же был кто-то таскать каштаны из огня. Не в силах справиться с идее-генерацией "дурной бабы" Витя сбежал в Грузию и попросил о смене гражданства. В связи с этим вспомнилась другая история, произошедшая еще в СССР.

Служили мы тогда в забытом богом гарнизоне, по праздникам, получая в подарок от замполита пудовую гирю, коих на складе было завались.

СССР сосредоточенно копал подземелья, сажал туда солдат и грозно называл это увеличением обороноспособности страны. Но каждый бункер всего лишь прочная землянка, если в нем нет электричества. И родное государство это самое электричество подключало без счетчиков, для чего копало траншеи и укладывало в них электрический кабель. Если же с кабелем что-то происходило, то, обычно, не заморачивались с починкой старого, а просто рыли параллельную траншею и клали новый.

Если есть часть, значит в ней должен быть особист — гласит устав. Никто, даже комбат, не знал чем же на самом деле занимался в части секретчик, а спросить боялись, чтобы случайно не узнать эти самые секреты и потом ездить в отпуск только в Якутию. Нет, про то, что дочь замполита безотказна как автомат калашникова и беременна от ефрейтора Мамбетова — это знали все. Но вряд ли беречь именно эти секреты от потенциального противника и был поставлен секретчик. Поэтому в его дела просто не лезли.

У майора же была дача. И дача требовала. Причем строго и безотлагательно. Майору нужен был провод, а лучше кабель ампер на сто. Вот на один из заброшенных кабелей и положил глаз майор, тот самый главный секретчик. Разглядывая старые карты коммуникаций, был обнаружен кабель аж в два кулака в диаметре и молодому лейтенанту, только прибывшему из училища, поставлена задача "выкопать и погрузить". Не знаю, что уж там пообещал майор лейтенанту. Может дать солдатами на плацу после ужина покомандовать или в отпуск в январе отпустить, но молодой офицер бросился рьяно исполнять приказ. Потому что в армии приказы не обсуждают — их исполняют.

Молодой Наполеон, быстренько сориентировавшись на местности по карте, старую траншею раскопал, ну не собственноручно, конечно, а силами приданного взвода солдат. И тут один из солдат задал нескромный вопрос: "а не под нагрузкой ли данный кабелёк, уж слишком он тёплый" Лейтенант здраво рассудил, что кабель вёл куда-то в сторону склада с портянками и если что и питает, то этот временный склад. Временный в том смысле, что лет 20 назад туда временно сложили сто, а может двести тонн портянок и периодически их выдавали. Так вот решил новоиспеченный специалист, если кабель под нагрузкой, то круглосуточно горящая лампочка над входом в склад должна при отключении погаснуть.

Но бойцы почему-то не торопились проверять его гениальную мысль и витьевато предложили вызвать электрика. "Приказы надо исполнять, а не вызывать электрика", хотел было крикнуть бывший отличник тьмутараканского общевойскового училища, но его накрыла новая мысль: "Что может быть проще: если у кабеля есть конец, то должен быть и второй". Раскопки кабеля в обратную сторону быстро привели к металлическому ящику размером с двухэтажный домик. В люке наружной стены нужный кабель был прикручен к пластинам толстенными винтами и уходил куда-то внутрь.

"Делов-то открутить от пластин и всё — кабель без питания" решил кулибин. Желающих крутить почему-то не нашлось. Обесточить можно и замыканием, вспомнил школьный курс физики лейтенант. Не доверив роль замыкателя глупым солдатам-срочникам, офицер собственноручно вбросил лопату в щиток. И… ничего. Очевидно, лейтенант открыл портал в иное измерение, потому что вторая лопата, будучи вброшенной в щиток, испарилась так же, как и предыдущая, оставив лишь маленький тлеющий уголек от рукояти БСЛ. Нужно было что-то более эффективное и его взгляд упал на лом. "Из лома получится очень хороший коротыш", подсказывал бесёнок в ухо лейтенанта.

Коротыш действительно получился хороший. Попав на контакты, он поднапрягся, загудел и, покраснев от стыда, что не справился с возложенной на него миссией, стёк ярким пятном на землю. Лампочка же, висевшая над складским входом, все равно его жертвы не приняла и даже не мигнула.

"Если гора не идёт к Магомету, то… оторвём на хрен кабель от стены" — решил неугомонный исполнитель. То ли водитель уазика что-то подозревал, то ли просто повезло. В общем, он успел выскочить из машины, когда обвязанный тросом кабель, рассыпавшись тысячами искр, отошел от стены и полыхнул как рождественская ёлка. Уазик сгорел полностью, электрощитовая догорала, весело потрескивая лопающимися предохранителями и прочей электрической мишурой, когда комбат, секретчик и даже замполит с тыловиком прибежали на несогласованное сжигание чучела масленицы.

Комбат перешёл на родной почти китайский язык с явным туркменским акцентом. Впрочем, его вопрос и так был понятен: "Почему мне не выдали пригласительные в первый ряд на такой замечательный праздник, я бы и семью привёл".

Выслушав спутанные объяснения лейтенанта про кабель и лампочку, тыловик истерично хохотнул и разъяснил, что лампочка над входом это давний дембельский аккорд замечательного курского парня, прикрутившего 36-вольтовую лампочку к танковому аккумулятору на складе.

Секретчик, осознавая последствия, тут же на месте пошел в отказ от своих секретных планов по экспроприации кабеля и возложил всё на лейтенанта.

На что комбат прикурил от догорающего щитка и печально хмурясь спросил у "Герострата": как тебя звать-то, лейтенант?!

— Витя, — улыбаясь закопченными зубами, смущенно ответил лейтенант.

— Да уж, пожалуй, у каждого майора должен быть свой Витя, — заключил комбат.

выдавая вместе с билетами и деньгами что-нибудь на память — часы, грамоту и хорошую характеристику. Но один случай я запомнил надолго, да и, предполагаю, не только я.

Стоял солнечный апрельский денечек, мы тоже, типа, стояли, всем штрафбатом, на плацу, в честь проводов очередной партии выпускников нашей раз[гиль]дяйской академии, как по-доброму именовал наше заведение начальник нашего регионального центра, кстати, по приказу которого и устроена была эта церемония вместо пары церемониальных поджопников выпускникам на КПП.

Выпускники были что надо, в полном параде с чемоданами наготове стояли перед строем, как говорится, во всей красе.

С головы до пят они были просто великолепны. Гигантские фуражки с генеральскими кокардами, ушитые-перешитые парадки, наглаженные парафином сапоги с нарощенными и сточенными под стаканчик каблуками — и все это было расшито галунами, даже погоны были с какой-то немыслимой вышивкой, от одного вида которой от зависти сдох бы не один маршал.

Если бы такое показали на известном всему воинскому народу показе армейских мод на границе Пакистана и Индии — уверен, что обе, весьма компетентные в области воинской роскоши, враждующие стороны пали бы ниц и сдались на милость невероятно превосходящих их по убедительности амуниции воинов отдельного механизированного батальона нашей бригады ГО и ЧС.

Но у нас не проходила граница Индии и Пакистана и оценить мастерство дизайнеров армейской моды было некому. Эти дизайнеры своими выходками запарили не только офицерский состав батальона, но и прославились своими успехами даже перед комбригом, за что неоднократно поощрялись им гауптическими вахтами, прямо с которых и были доставлены отдельные экспонаты.

Если бы не строжайший приказ начальника УРЦ — их бы по устоявшейся традиции вывезли на камазе-мусоровозке к вокзалу в соседнем городе, проследили за посадкой и внимательно проверили вокзал с окрестностями на предмет отсутствия "случайно" отставших клоунов, после чего, перекрестившись, группа провожавших выпила припасенный "посошок" на дорожку уехавшим раз[гиль]дяям, настолько утомившим уже всех, что кроме желания поскорее их спровадить обратно на шею к мамкам желаний у их начальников уже не было никаких.

Но велено было ждать — с дембелями желал проститься лично начальник УРЦ, весьма уставной и строевой полковник Третьяков.

А вот и он — к штабу подъехал какой-то заурядный для столь представительного строя УАЗик, из которого вышел Сам, принял доклад Папы, после чего в его сопровождении направился к плацу.

При входе нашего главнокомандующего на плац громогласно прозвучала команда "Смирно", все вытянулись, офицеры приложили руки к головным уборам, специально отбежавший за трибуну Папа строевым шагом направился к Боссу, заиграл оркестр, все было красиво, но над всей этой красотой неизмеримо выше возвышались поистине феерические головные уборы дембелей, демонстративно стоявших в непринужденных позах, не обращая внимания на возмущенное шиканье замполита и начальника штаба.

Приняв доклад, Босс по своей устоявшейся традиции обошел строевым шагом с приложенной к головному убору руке весь строй бригады, за спиной строя дембелей, после чего также под оркестр вернулся к трибуне и дал знак вынести стол перед строем отслуживших.

Принесли стол, сопровождавший Босса офицер принес из УАЗика два чемоданчика системы "дипломат", наш замполит принес микрофон, и вот Третьяков обратился к дембелям.

"Воины мои" — начал он, одной рукой держа микрофон, а другой рукой открывая дипломат — "я собрал вас в этот торжественный для нас всех день, чтобы лично отблагодарить вас за достойную службу и вручить вам заслуженные вами награды" — с этими словами он достал и выложил на стол ряд темно-синих бархатных коробочек и пачку книжечек красного цвета — по всему наградных удостоверений.

Дембеля подбоченились, как-то даже постройнели, в отличии от их явно охреневших начальников.

"Поэтому" — продолжил начальник, доставая из-под стола второй дипломат и открывая его — "за прекрасный внешний вид я поощряю вас павлиньими перьями, потому, что думаю, что именно павлиньих перьев в жопе вам сейчас остро не хватает" — и с этими словами передал нашему замполиту букетик из таких палочек с павлиньими перьями, типа тех, которыми сметают пыль в магазинчиках. "Замполит — выдать проездные документы и награды и убрать их немедленно отсюда к [дол]баной матери".

К тому времени, когда Босс заканчивал эту фразу, бригада уже стояла согнувшись и ошпарив колени. В голос ржал даже Папа, и это была самая мощная награда за все вытерпленные им муки и унижения от этих [ман]дюков.

Подошел штабной автобус, открылись двери, печальные дембеля с наградами в руках направились мимо Шефа и Папы на посадку. Но тут в ситуацию вмешался отсмеявшийся начальник штаба. Со словами "А вот них[рена]" он дал знак водителю автобуса ехать обратно в парк, махнул рукой и к трибуне подъехала традиционная мусоровозка. Принесли лестницу и красавцы начали грузиться в трешваген на глазах уже очумевшей от ржаки бригады.

Но Шеф не был бы достоин своей должности, если бы не оставил за собой последнее слово. "Куда их" спросил он у Папы. "На вокзал, а куда еще? " — "Нет, в этот раз только до свалки" — после чего поинтересовался когда следующий "выпуск", без особых церемоний за руку попрощался с отцами-командирами и убыл в следующий ждущий его гарнизон.

Надо сказать, воспитательный эффект от его награждения был такой, что мода уродовать форму как-то прошла и больше не возвращалась. Да и церемоний я таких потом больше не встречал.

Но, провожая своего сына в армию, среди прочих инструкций и наставлений я рассказал ему эту историю и пожелал служить так, чтобы награждали настоящими наградами, а не павлиньими перьями в жопу. Чего всем новобранцам и желаю.

Честь имею.