Знал я одного батюшку, вполне благочиннага.

Он тогда сан только принял, получил приход. Совсем надо сказать захудалый приход, ну просто никакой. Церквушка-развалюшка, в какой-то деревеньке, три кривых калеки, вот и весь приход. Ну что с того приходу?

Но батюшка был молод, и кипел энтузиазмом. Стал вести просветительскую работу среди местного населения. Что бы хоть как-то привлечь паству. Ходил там по больницам, освящал кабинет главы местной администрации, и даже выступал по телевидению на тему о вреде пьянства. Чем популярности конечно не снискал. Помогало всё это слабо. То есть слушали его конечно с удовольствием, относились с уважением, головами кивали, но в церкву ни-ни. Не хотят идти, и всё.

И вот как-то раз, как обычно, плотно покушав, отправился он на службу. И прямо во время службы у него случилось неладное с животом. Какое-то неправильное сочетание пищи, вероятно. Короче, стали у него внутри вырабатываться газы. В непропорционально большом количестве. Стало его пучить, проще говоря. Уж он терпел-терпел, терпел-терпел, но в какой-то момент, непроизвольно, неожиданно даже для самого себя, пукнул. Негромко, но обильно.

Он конечно смутился. Смутился внутри, но снаружи виду не подал. Быстро осенил себя крестным знамением, и стал осторожно к себе принюхиваться.

На самом деле пукнуть в церкви, в этом греха-то никакого особага нету. Тем более если непроизвольно и незаметно. Это ведь обычный физиологический процесс. И если человек создан по образу и подобию, значит и боженька бывает себе позволяет слегка того. Дунуть. Дело не в этом. Казус может произойти если запах, буде таковой случится, достигнет обоняния паствы. Это может отвлечь от благостных мыслей, и направить их на поиск источника запаха. А это уже небогоугодно.

Но сколько батюшка ни принюхивался, к своему удовольствию никакога запаха не учуял. Чему необычайно возрадовался. И устав себя сдерживать, всё чаще стал позволять себе стравливать вредоносные газы из организма. А секрет отсутствия запаха был на самом деле прост. Ряса из плотной ткани плохо пропускала воздух, и оказалась для исходящих газов таким своего рода колоколом. И газ там потихоньку копился, копился, и копился. Пока не достиг критической массы. И вот во время чтения молитвы во славу господа, когда хор певчих в очередной раз затянул "Аллилууйяаа! ", батюшка случайно задел дымящим кадилом своё облачение, газ вырвался наружу, и воспламенился.

И внезапно вся паства, все эти три с половиной калеки, увидели, как батюшка вдруг весь, с ног до головы, покрылся голубым сиянием! Таким знаете голубым божественным пламенем! Длилось это весьма недолго, но вполне отчётливо, что б ни у кого не вызвать сомнений в увиденном. Некоторые нравственно нетвёрдые сперва даже было подумали, что это боженька решил батюшку за прегрешения спалить к едрене матере прямо посреди службы. Но когда голубое пламя спало, и батюшка предстал перед приходом слегка конечно испуганным, но целым и невредимым, все просто в шоке пали ниц. А батюшка, смущенно кашлянув в слегка опаленную бороду, продолжил службу как ни в чем ни бывало.

* * *

На следующий день в церкви было не протолкнуться. Ехали с ближних сёл и дальних губерний. Людская молва работает лучше всякой системы оповещения МЧС. Всяк хотел приобщиться к новоявленному чуду. Пресса, жадная до сенсаций, тоже не прошла мимо. Статьи в газетах, аналитические передачи по центральным каналам телевидения. Короче, вскоре приход перестал вмещать всех желающих, и божьей помощью пришлось заложить фундамент новага храма. Благо сборы теперь позволяли. Новая паства жертвовала много и обильно. В надежде на повторение чуда.

И только одна беда. Сколько батюшка ни силился, какие только над собой эксперименты ни ставил, так ему больше ни разу и не удалось повторить то сочетание продуктов, которые и привели к такому чудотворному результату.

И вероятно это правильно. На всё воля божья.

Потому что правильных чудес много не бывает.

НАСКОЛЬКО ЖЕ МЫ РАЗНЫЕ! Прихожу с работы, жена говорит, сыну, мол, сочинение по литературе задали (6-ой класс), ну, типа, продолжение "Дубровского" написать, и смотри, чо я придумала. Дальше — версия "Дубровский-2" от моей жены в кратком изложении.

Вернулся Дубровский из-за границы, разыскал Машу. Они долго бродили по старинному парку, Дубровский целовал ей руки и взволнованно рассказывал ей о своей любви, о том, как ему одиноко. Маша плакала, они держались за руки и смотрели друг другу в глаза. ВДРУГ! с ДЕРЕВА! упала змея, ужалила Дубровского, и он умер на руках любимой с ее же именем на устах.

Проржавшись, я узнал, что я — неотесанный мужлан, лишенный чувства прекрасного, и что сынулику точно понравится. На доводы, что 12-летнему пацану такая хрень в голову прийти не может, моя жена только презрительно фыркала.

Приходит сын с тренировки (футболист). Жена к нему, с разбегу: сынулечка, миленький, сюси-пуси, как по-твоему, что бы ты сделал на месте Дубровского, если бы домой вернулся из-за границы?

Сын, расшнуровывая бутсы:

— Что бы сделал? Пристрелил бы Троекурова, Машку — в охапку, 9и обратно за границу!

Мирились посредством выбивания ковров, ну и дальше там... А мальчонка-то прав.

ИЗ ЖИЗНИ КАЗАНОВЫ (реальная история недельной давности)

Вечер. Еду с работы. Звонок на мой мобильный. Высветился неизвестный мне городской стационарный номер. Поднимаю трубку:

— Алло...

В ответ — юношеский голос радостно и громко заясняет:

— ГОВНО! Ха-ха-ха!... и вешает трубку...

Через

Как-то "Место встречи изменить нельзя" снимали недалеко от метро "Таганская". Однажды приехали мы с Высоцким очень рано. Работа предстояла важная, должны были снять сцену, где Жеглов (Высоцкий) убивает Левченко, то есть меня.

Чувствую, настроение у Володи какое-то праздничное. Говорит: "Вить, пойдем, чего покажу. Видишь, вон машина новая? Это моя. Поехали, прокачу". Сели мы в его "Мерседес", сделали круг. А я ему и предлагаю: "Чего на месте-то топтаться? Поехали на Птичий рынок. Тут рядом". Поехали. Голубей накупили. Раньше они и стоили треха за пару. Привезли мы птиц на съемочную площадку. Наши там уже собрались, и мы стали у всех на глазах выпускать голубей. Все обалдели от такой прелести. Приступили к съемкам. Я бегу по снегу, Высоцкий в меня стреляет. Ба-бах... падаю. Помню: Володя подбегает с бледным лицом, берет мою руку, целует: "Голубятник, вставай. Я тебя никогда не убью".

Однажды, порядком уставший за рабочий день, товарищ вышел с конторы. Погруженный в свои мысли, неторопливо дошел до автобусной остановки.

Серая осенняя погода, хмурые прохожие, вокруг вроде все как обычно, да что-то не так. Люди как-то съеживались, то ли от холода, то ли под его взглядом, отводили глаза, сворачивали с пути.