здесь.

Утренняя планерка, понедельник, директор проводит её сам лично, первый вопрос молоденькой девушке, старшему диспетчеру гаража:

— Светлана, сколько водителей сегодня на линии?

Та заглядывает в свои записи, считает, и уверенно отвечает:

— Двадцать восемь.

Директор возражает непечатным словом, смысл которого выражение несогласия с цифрой в ответе.

— Врешь Светлана. Я видел что Василий с бетономешалки, на балконе курит, и всю ночь кутил, не мог он на линию выйти. А Николай с автовышки, уже в восемь утра из магазина возвращался с пивком.

Светлана в слёзы, закрыв лицо руками.

Директор продолжает опрос:

— Мария Ивановна, а ты была в пятницу на двенадцатой позиции, объему штукатурных работ посчитала?

— Да, была и посчитала. Называет цифру с тремя нулями в метрах квадратных.

Директор проверяет на калькуляторе, умножает, складывает, и отвечает:

— Мария Ивановна, ладно молодая, ну ты то зачем пи#дишь, не была ты там, по проекту посчитала. Перегородки там ещё не ставили в квартирах, откуда такие объёмы штукатурки...

нее, как сквозь пустое место, и спокойно проходили мимо.

Прислушался — от бабушки доносились обрывки английской речи. Искренне ей посочувствовал. Я и на русском давно оставил в Москве все попытки спрашивать дорогу у прохожих. Самые знающие на вид, добрые и вежливые, найти которых само по себе непросто, тут же начнут искать путь на смартфоне, что я и сам умею. А без него они не знают ровно ничего. Обидно мне стало за державу. Заблудись я в Токио, просто по недоуменному и растерянному виду был бы тут же окружен десятком японцев, пытающихся мне помочь, что случалось неоднократно. Толку от этого обычно мало, потому что они тоже плохо ориентируются на местности и еще хуже знают английский, но приятно само отношение!

Руководствуясь этим благородным самурайским примером, я пробился сквозь толпу к потеряшке и спросил, чего она ищет. Диалог наш переведу на русский, чтобы не засорять отечественный сайт иноплеменными словами.

— Я ищу место, откуда отходят поезда!

— Они тут отовсюду отходят во все стороны. Вам куда нужно?

Она глянула на бумажку в руке и старательно зачитала не без труда:

— Saint Petersburg!

Я удивленно задрал голову. На крыше здания, под которым мы находились, просто и понятно было написано огромными буквами, по-русски разумеется: ЛЕНИНГРАДСКИЙ ВОКЗАЛ. Каждый иностранец, сюда прибывший, должен знать кириллицу и тот факт, что лет тридцать назад Питер назывался Ленинградом. Огляделся — в поле зрения во все стороны ничего по-английски по Петербург написано не было. Медвежий угол какой-то, а не ворота столицы.

— Вот он этот вокзал! — показал я старой леди.

Она вгляделась в него и спросила:

— А как в него войти, чтобы попасть на поезд в Saint Petersburg?

С ходу догадаться об этом несведующему человеку действительно сложновато — входов виднелось несколько, причем часть из них была вероятно закрыта, потому что в них никто не входил, а из других только выходили. Главный вход с узкого торца здания оказался в этот момент совершенно безлюден, толпы шагали куда-то вдаль мимо него, так что выглядел он именно запертым.

К счастью, я знал дорогу и направил бабушку на путь истинный, то есть как добраться к платформам дальнего следования, не заблудившись в пригородных.

В старину, когда никакого гугля и яндекса в помине не было, я сам тут изрядно наблукался: все решительно знали про Площадь Трех Вокзалов, но на карте ее вообще не было, это была Комсомольская площадь. Мне кажется, не пройдет и ста лет, как Ленинградский вокзал назовут Петербургским. Та же участь ждет и ныне существующую Ленинградскую область, внутри которой затерялся славный город Петербург.

царила атмосфера творчества и веселья. Шутили все, но шутки Олейникова были особенно остры и даже убийственны, он и псевдоним себе выбрал подходящий — Макар Свирепый. В чём тут причина — личная драма: в Гражданскую поэта выдал белым собственный отец, и он чудом избежал расстрела, или разочарования в идеалах, кто знает? Николай мог уговорить простофилю председателя сельсовета выдать ему справку в том, что он красивый. Мог, выиграв у поэта Александра Введенского в карты "на желание", разрезать на тонкие лоскуты его любимый пиджак. Мог написать злую пародию на стихотворение Даниила Хармса: "Чиж-алкоголик, чиж-параноик, чиж-шизофреник, чиж-симулянт...". Самуил Маршак, который своего коллегу выносил с трудом, даже сочинил на Николая Макаровича эпиграмму:

"Берегись Николая Олейникова,

Чей девиз: никогда не жалей никого".

Разумеется, партийные чинуши журналы критиковали, и, в конечном итоге, закрыли, но арестовали Олейникова не за литературные дела. Показания против поэта дал его друг, учёный-японист Дмитрий Жуков после соответствующей обработки в застенках НКВД. Абсурдные обвинения в создании троцкистского подполья и шпионаже в пользу Японии Олейников поначалу отрицал, но, видимо, заплечных дел мастера умели уговаривать, и через восемнадцать дней поэт подписал признание. Его принуждали оговорить Маршака, но Николай Макарович ответил, что с Маршаком в ссоре и никаких дел с ним не имеет. В отличие от многих, Олейников не потянул за собой ни одного из друзей или знакомых, вот вам и свирепый, и безжалостный. Честь ему и хвала.