Не всем известно, но первый аппарат для записи звука создал вовсе не Эдисон. Ещё за двадцать лет до него, в 1857 году, французский учёный Эдуар-Леон Скотт де Мартенвиль получил патент на устройство под названием фоноавтограф. Почему же, спросите вы, помнят Эдисона?

Причина проста. Прибор предозначался исключительно для записи. Звук именно что записывался, в виде линии на бумаге. Изучить качества звуковой волны — пожалуйста, но кроме исследовательских целей аппарат ни на что не годился. Вот вся слава и досталась тому, кто научился звук не только записывать, но и воспроизводить.

И вот, в 2008, вдруг решили вспомнить де Мартенвиля. И подумали "тогда звук с бумаги, конечно, проиграть не умели, но с тех пор ведь полтораста лет прошло. Давай с современной техникой попробуем, благо бумажек после себя де Мартенвиль оставил немало".

Ходили, кстати, слухи что де Мартенвиль записал голос самого президента Линкольна, но это простая байка. Не бывал он в те годы в Америке.

Так или иначе, взяли исследователи те бумажки, выбрали где линии почётче, положили в сканер, и запустили программу по обработке. Качество звука оказалось не ахти, но кое-что разобрать удалось.

Одну из записей — самую старую, 9 апреля 1860 года — сперва сочли пением неизвестной женщины, но оказалось, что Эдуар пел сам. Просто пел он медленно, вот запись по ошибке и пробуратинили на двойной скорости.

Да, как и позже Томас Эдисон, Эдуар-Леон Скотт де Мартенвиль использовал слова известной песенки. Только, разумеется, не английской "У Мэри был барашек", а родной отечественной колыбельной "Au clair de la lune".

Всегда привожу пример дружбы Чехова с Буниным. Поводом для разрыва их дружеских отношений послужило письмо, которое Бунин написал Чехову "в минуту жизни трудную" — длинное, на восьми страницах убористым почерком, где Бунин излил душу по полной программе: написал о своей депрессии, о потере смысла жизни, о творческом кризисе и застое, о горькой, по его мнению, судьбе страны, о бессоннице и головных болях, о безысходности и мыслях о самоубийстве.

Чехов в ответ отбил ему с почты телеграмму: "А Вы, батенька Иван Алексеич, поменьше водки пейте".

Меня порой кусают мои собаки, а я им прощаю – они ведь все такие несчастные дворняжки. На улицу, как правило, выхожу с пакетом еды. Кормлю не только собак, но и кошек, голубей и даже муравьёв. Со всеми дружу. Только с режиссёрами мне бывало трудновато. Никогда не мог понять, почему артист должен повторять то, что ему режиссёр покажет. Я из-за этого и от ролей отказывался. Один раз попросил отпустить меня с роли, сославшись на якобы депрессивный период. А в другой раз просто сбежал с гастролей Театра Ермоловой, проходивших в Киеве. Приехал в Москву и подал прошение об увольнении. Потом повесили приказ: "За неоднократное нарушение дисциплины уволить артиста Вицина. Основание: заявление артиста Вицина". Смешно

Рахманинову как пианисту трудно давалось одно место в последней вариации Рапсодии на тему Паганини (там где аккорды — "прыжки", "скачки"), и он жаловался на это Бенно Моисеевичу, и как раз в этот момент трактирщик принес поднос с ликерами, и Бенно предложил Рахманинову выпить.

"Вы же знаете, я никогда не пью алкоголя" — ответил Рахманинов.

Да, но “Creme de Menthe” лучшее средство для "прыжков" — парировал Моисеевич.

С тех пор последняя вариация называется “Creme de Menthe” Variation

Тут нам уже четыре дня рассказывают, каким расистом был английский принц Филипп. Может оно и так. Но принц всегда относился к России с особенными любовью и пониманием. В разгар холодной войны, в 1967 году, он сказал корреспонденту БиБиСи: "Я очень хочу поехать в Россию несмотря на то что эти ублюдки убили половину моей семьи" (I would like to go to Russia very much, although the bastards murdered half my family).

Светлая память хорошему человеку!