Я выезжаю из своего дворика на машине, в которой сидят жена с дочерью.

Мы едим кататься на каток. Настроение прекрасное. Взгляд налево – поезд, мигающий светофор, колонна скопившихся машин. А нам туда не надо. Нам в другую сторону, направо. Еду. В зеркало заднего вида вижу, что поезд уже прошел и нетерпеливые рванули.

И тут, выскакивает из засады гиббон, но меня, возглавляющего колонну, не останавливает. И правильно, он же всё видел. Он останавливает всех кто за мной.

НО! Вдруг! Как "из маминой из спальни, кривоногий и хромой" выскакивает еще один капитан-гиббон. Машет мне палкой. (Спал, наверное. Уснул в засаде. Все уже засадили, а он – нет.)

Г. Вы видите, сигнализация работает на переезде, а вы едете.

Я. Да, вижу, но я из двора выехал, который после переезда.

Г. Ах так, я думал ты нормальный, а ты вот какой. Документы. Пошли в машину.

В машине начинается что-то ужасное. Я пытаюсь объяснить, что, мол, не виноват, и из двора выехал, и адрес мой такой, что только из двора здесь можно выехать и двигатель ещё холодный, так как только выехал. Я выехал. С двигателем. Из двора. Я и двигатель. Реакция страшная.

Г. А-а-а. Вы-ы все такие. Как вы все за[дол]бали. Вот посидишь полгодика без прав!

Я. За что. Я переезд не переезжал. Я же из двора выехал.

Г. А-а-а!!! В ГИББД принимают людей только со 100%-ным зрением!!! У тебя завтра отберут права и ты увидишь там свою фотографию!

Господи, что за напасть такая? Где это ТАМ? Причем тут моя фотография?

(Как потом выяснилось, это моя жена фотографировала задние номера его машины, а он в зеркало увидел и его перемкнуло).

Орет, слюной брызгает.

Г. Давай спросим, какая машина первой шла. Давай, а?

Я. Давай.

Подзывает лейтенант-гиббона. Тот указывает на мою машину.

Г. Ну вот ви-и-и-дишь?! Ты! Первый! Ехал!

Я. Правильно. Я первый ехал, потому что из двора выехал.

Г. А-а-а-а-а!!

Ну все, думаю, аргументов в оправдание больше нет. Чувствую, что сейчас права отберут. Как доказать, что я прав? Не знаю. Говорю ему.

Я. Может маленький штраф по месту?

Г. А-а-а! Ха-ха! Поздно!!! Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе!

И на каждые "вот тебе" одновременно показывает фигу. Первая фига — большой палец между средним и указательным. Вторая — большой палец между средним и безымянным. Третья — большой палец между безымянным и мизинцем. Далее в обратной последовательности на исходное положение и при этом все продолжает воттебекать и даже успевает демонстрировать, как раки моргают и [бах]нутые гиббоны тоже.

И я понял. У гиббона крыша съехала. Я отвалился к правой двери и затух.

У него вдруг зазвонил сотовый. Послушал там кого-то. И опять по новой.

Г. Я сейчас выкину твои права в грузовик! И все! Все! И я тебя не останавливал!

Я в ступоре. Господи. Ну, какой грузовик. О чем он? Точно шизоид. Далее, я уже только ждал, когда он начнет доставать пистолет. А он не унимается.

Г. Я выкину твои права! Выкину! И я тебя не останавливал!

И выкинул. В окно. На снег.

Я понял. Это типа мне права так вернули. Молча вылез. Этот ублюдок быстренько заводится и уезжает. Все. Комедия окончена.

Потом до меня дошло. Ему по сотовому коллеги подтвердили, что я из двора выехал и он слинял.

Стаж вождения у меня с 93 года. За это время всякое было. И права у меня отбирали. И номера снимали. И отпускали за деньги и без денег. И откровенных взяточников-вымогателей встречал и нормальных офицеров. Но такого ублюдка еще не видел.

Бойся водила, в Жуковский въезжая!

Здесь водится неадекватный капитаногиббон.

Права твои, он в окно покидает, Душу твою он вытрясет вон.

Отец Сергий.

И вот как-то ночью, за Тверью, парочка, гусь да гагарочка. Гитара, кожа, цепочки-заклёпочки, короче атрибутика отражает ярко выраженный стиль, только я не очень в них разбираюсь.

Сели они, а я не больно разговорчивый, музыку погромче сделал. Там Шевчук как раз пел про "... на дорожных столбах венки как маяки прожитых лет" Потом Цой вроде с пачкой сигарет. Эти сидят, вижу — нравится, головами так в такт кивают, гагарочка сзади даже подпевает тихонько, на пол-октавы правда не попадает, но это фигня. Приятно же, когда у людей вкусы с твоими совпадают. Потом ещё вроде Лёва там с Би-2 про большие города что ли спели...

А потом — раз! — выскакивает бодро так Юра Щатунов и начинает "Нимнога типлее за стиклооом, но злыи мароозыыы". Как их скрутило! У стоматолога наверное их так не плющило. Потом как назло то ли Муромов про яблоки на снегу, то ли Барыкин про буду долго гнать велосипед. Не, поймите меня правильно, я не садист. Но и не ди-джей же. Я просто баранку кручу. А этих смотрю корёжит уже по полной. Думаю, ладно, лишь бы сердце не прихватило. А уж когда моё любимое запели "Мимо жёлтого яблока луны, мимо красного яблока заката... ", они попросили остановить.

Так и вышли в ночь под дождь. Меломаны. Ну, сказали бы, я бы выключил.

* * *

Художник.

А другой раз взял художника до Валентиновки. На этюды ехал.

Валентиновка, кто понимает — известное место за Волочком, где эти художники собираются, у них там лежбище. Едешь, бывалоча, по деревне, на рыбалку, а они так и стоят, так и стоят вдоль дороги со своими пюпитрами… И тишинааа... И всё рисуют, рисуют чего-то, глядя вдаль... А заборы, с@ка, некрашеные!

Ну вот, подобрал я значит этого художника. Потом думаю — лучше бы я его задавил и отсидел. Весь мозг мне выпил. Собака сзади чуть с ума не сошла, она никогда не слышала, чтоб кто-то говорил три часа подряд, и не телевизор. Под конец стала нервно зевать у него над ухом, и я за ухо сперва очень переживал, а потом думаю: да хер с ним, Ван Гогу не мешало же.

Обошлось в тот раз.

* * *

Бабуля.

Ещё один раз бабулю посадил. Утром, рано, около пяти наверное. Она долго видно стояла, продрогла, всё приговаривала:

— Ой, как тепло-то у тебя в машине, ой какая у тебя машина-ти хорошая, и не слышно как и едет, ой хорошо ты остановился, а то я уж думала обратно домой итти

Я стариков тоже очень люблю, только когда они не шибко разговорчивые. Бабуля это дело как-то быстро поняла, и притихла. Притихла, пригрелась и видно задремала. А я не смотрю. Километров через полста на заправку заехал и думаю: блин, а куда бабуля едет-то? Я ведь не спросил. Бужу так аккуратно. Оказывается, ей там пять километров от дома, в церковь надо было, к заутрене. Праздник какой-то большой. Вот думаю нихера, помолились.

А что делать? По совести надо бабку обратно везти. По уму — высаживать и ехать дальше. Она охает-причитает:

— От дура старая! Ежжай, сынок. Не вертайся, не вертайсь ни в коем случае. Как-то я доберуся

А я уж встал на разворот. Тут она и говорит:

— Сынка, а тебе не через Торжок ли ехать?

— Ну, не через, но мимо

— Ой! Вези! Вези меня в Торжок, милый! У меня ведь там сноха! Я у ей семь лет не была!

Завез в Торжок. У дома говорит:

— Посигналь, сынок. Сноха увидит, на какой я машине приехала, у её глаза на пол выпадут

Я посигналил, не сложно.

Народ сразу по окнам. Ну, я подыграл ещё, пока она задвижку на двери искала, я выскочил, машину обежал, дверь ей открыл, ножкой шаркаю. Я ещё с работы, лапсердак, штиблеты, галстук бордовый… такой, ничего себе, столичный пидер-шестёрка. И достаю значит бабулю за локоток из машины аккуратно. Неторопясь, чтоб за занавесочками красоту момента успели зафиксировать.

Тут и сноха мчится, глаза руками придерживает. Бабуля была довольная.

Затащили меня конечно в дом, чаем с пирогами потчевали.

Пироги с черникой были.