Во дворе пожилая женщина, отщипывая кусочки от булки хлеба, разбрасывает их по сторонам, чтобы покормить голубей.

За этим ее занятием довольно злобно наблюдает дворник таджик. Наконец он не выдержал и достаточно сурово прикрикнул на нее:

— Бабушка! Кончай здесь мусор раскидывать!

Бабуля отреагировала после небольшой паузы, продолжая меланхолично заниматься тем же делом:

— Ты своего земляка Дамира знаешь? Ну, того, которого с месяц назад с работы уволили?

Таджик, видимо, понял вопрос так, что "земляка Дамира" уволили не без участия этой старушки. Он весь как-то сжался и ответил не сразу, но с вызовом:

— Да, знаю. Ну и что?

Но реплика бабушки прозвучала предельно мирно:

— Так вот, я на днях этим самым мусором твоего оголодавшего земляка кормила.

Есть у меня одна знакомая, Оля. Эта история произошла с ней около пяти лет назад.

Оля, девушка положительная и крайне застенчивая и стеснительная, оказалась в "интересном положении". Так уж случилось, что, дожив до 22-х лет, гинеколога она ни разу в жизни не посещала.

Н-да... И так бывает.

А тут случилась беременность. И вот, заходит она в кабинет, на прием к врачу, к такому еще не старому, бодрому дядьке. Тот спрашивает что к чему, зачем пришла и прочее, а затем отправляет за ширму, чтоб она, стало быть, подготовилась как надо. Ну, там, лишние детали одежды сняла и переоделась во что положено.

Проходит минут несколько, из-за ширмы доносятся разные посторонние шумЫ, возня и пыхтение. Наконец, доктор, уже отчаявшись увидеть пациентку, просит ее выходить поскорее, чтобы начать осмотр.

Когда, наконец, она бочком выползла из-за ширмы, доктор начал нервно вздрагивать и икать от сдерживаемого смеха.

А дело в том, что как на грех, за ширмой висел белый халат и медицинская шапочка. Всё это Оля напялила на себя. Ну, раз спецодежда висит, значит так положено.

Но дядька оказался на высоте — он не сделал ни одного ехидного или оскорбительного замечания, а просто сказал: "Ну, что ж, коллега, присаживайтесь".

ЗЫ. Через 7 месяцев Ольга родила дочку, а в мае этого года у них с мужем родился второй ребенок — замечательный сынишка.

Готовила милому сюрприз на день рождения. Ходила к учителю танцев живота месяц, купила костюм. Черная юбка из двух слоев шифона, лиф тоже черный, тоже обшит шифоном, только с верху расшит золотыми камушками. Приготовила ужин при свечах, и чтобы в конце ужина никуда не ходить и не переодеваться, закрепила верхний слой юбки на шее, получилось вроде полупрозрачного черного платья. Любимый весь вечер слюни на меня пускал). А в конце вечера я такая встаю, включаю музыку, заранее подготовленную, тяну завязочки, на которых держится верхняя часть "платья" и... Оппа! на мне уже не платье, а костюм для восточных танцев.

Милый офигел, сидит с огромными глазами и смотрит как я танцую перед ним. В конце танца он не вытерпел, схватил в миг раздел меня и разделся сам. Я потом неделю ходила походкой пингвина и с глупой улыбкой на губах. Два месяца я каждый день танцевала для него и каждый день все повторялось. А теперь ждём ребёнка. Он счастлив и говорит, что если родится дочь, то назовет ее в честь моей учительницы по танцам.

Отдохни, Булгаков!

Боголюбивая пожилая женщина, начитавшаяся какой-то книги, еще более благочестивой, чем она сама, рассказала о Пилате. Пересказываю конспективно.

У Пилата была дочка, парализованная. Она ехала в Иерусалим, чтобы исцелиться от Иисуса. Но застала его уже умирающим на кресте. Она упала на колени (как это сочетается с параличом?) и долго молилась. И умирающий Христос исцелил ее взглядом. После этого она пошла домой, где они втроем с Пилатом и его женой долго плакали, а женщины даже рвали волосы у себя на голове.

В Риме Пилат долго каялся, и даже пытался броситься в Тибр, но река не приняла его. Но, наверное, Бог все же его простил. Он ведь каялся.

Я спросил — откуда сведения? Оказывается написал это православный священник, который лично посетил Иерусалим и Рим и там спрашивал у людей, что они знают о Пилате.

Еще она рассказала мне, что вместе с двумя петербуржками на коленях молилась в каком-то подвале, где большевики мучили св. Иоанна Кронштадтского. Мои слова о том, что Иоанн умер в 1909 году и никакой возможности мучить его у большевиков не было, впечатления на нее не произвели.