Аз воздам
На фоне последних историй про бандитские девяностые вспомнилось.
Работал некоторое время назад в небольшой конторке — делали всякое металлическое — от экранов на радиаторы до флюгеров. Руководил моим отделом Виталий Николаевич, мужичок уже за шестьдесят, скромный, тихий, с короткой бородкой и в очочках. И жестами, и речью, и внешностью, он напоминал профессора Преображенского с одной поправкой — у него изуродована кисть левой руки, двух пальцев не хватает. Где ему так прилетело, никто не спрашивал, а сам он не рассказывал.
И вот однажды в пятницу собрались после работы в курилке. Выпиваем, а фоном на маленьком телевизоре кино показывают. Есть такой перестроечный фильмец “На запасном пути”, может быть, помнит кто-то. Вкратце сюжет такой: бывшего лагерного надзирателя бывший же зэк в присутствии его сына называет подлецом. И с тех пор становится отставному вертухаю неспокойно: бегает он по знакомым, да у каждого интересуется: подлец он на самом деле или нет, типа, правду свою ищет. Лично мне кинцо запомнилось главным образом тем как смачно там Михаил Ульянов солёными огурцами хрустел.
Смотрим вполглаза, и кто-то вдруг говорит:
– Да ладно, не бывает такого. Набор случайностей, натяжек да выдумок.
И вдруг Виталий Николаевич глянул исподлобья и говорит: “Бывает!”
Настолько это было серьёзно произнесено, что все замолчали и уставились на него.
И он рассказал историю. Дальше от первого лица.
“В девяностые годы работал я в маленьком НИИ, которое выпускало измерительные приборы для космических аппаратов. Когда Ельцин пришёл, всё посыпалось, заказов не стало. Директор начал сдавать заводские корпуса разным фирмочкам под офисы да склады, но денег, понятно, сильно много всё это не приносило. Ну, и мы с ребятами организовали небольшое предприятие — выпускали видеокассеты. Взяли в аренду технику, подрядили институтскую типографию печатать обложки — и пошло дело. Ну а как деньги подтянулись, вместе с ними пришли и бандюганы. Сначала даже ссор особых не было, да много они и не просили. Приходилось отстёгивать — ну а как? Власти нет, правоохранители тоже известно какие тогда были: когда убьют, тогда и приходите. Но, наконец, увидели бандюки, что дела у нас идут, и начали трясти как грушу. Каждую неделю заходили и денег требовали. Не дашь — принтер разобьют, комп сломают, а то и по физиономии кому съездят. Главарём у них был маленький такой армянчик, не запомнил его особо — всё бегал за спинами своих мордоворотов. А вот те были колоритны. Самый крупный — бугай лет двадцати пяти — назывался Гиря. Это прозвище он получил благодаря маленькой гирьке, которую носил на длинной такой цепи, пристёгнутой к ключевому брелоку. О предназначении сего аксессуара догадаться было несложно, а вскоре я испытал его действие на себе. Как-то ввалились эти ублюдки пьяные, и начали требовать денег. Мой партнёр куда-то уехал, ну они и накинулись на меня. Как я ни убеждал, что денег у меня нет и что денежные вопросы не решаю, всё равно досталось мне от них. Это был 95-й год, как раз вышел фильм “Казино” с Де Ниро. В этом фильме была сцена, где двум шулерам по указке босса разбивают костяшки пальцев молотком. И вот то ли спьяну, то ли от юношеского удальства решил Гиря повторить этот фокус. Распластали они меня на металлическом столе. Один голову держит, другой руку. Закатали до локтя рукав, и давай Гиря своей гирькой по ней метится. Попадал он не сразу, несколько ударов тяжело бухнули по столу, оставив глубокие вмятины. Я ещё потом лет пять с ужасом вскакивал, слыша как за окном с металлическим грохотом грузили мусорные контейнеры. Наконец, гирькой прилетело сначала по предплечью — как итог — две сломанные лучевые кости, а затем и по пальцам. Мизинец сразу отлетел, а безымянный позже отняли в больнице — там от костей одна каша осталась. Когда они ушли, еле добрался до телефона, чтобы скорую набрать — встать не мог на ноги от боли, она словно насквозь пронизывала, мешая двигаться. И не только было больно, но и противно: я кандидат наук, сорокалетний мужик с семьёй, двумя детьми, а тут эти безмозглые оболтусы…
…Снова Гирю я встретил через пятнадцать лет, в 2010-м. Было это в “Золотом Вавилоне” на Проспекте Мира, возле секции с кроссовками. Смотрю — мужик высокий, удивительно похожий на моего старого знакомца. А с ним мальчишка лет пяти, на маленьком трёхколесном велосипедике. Приглядываюсь к дядьке, смотрю — и он меня узнаёт. Меня тут словно ужалило что-то, вспомнил я все те годы, всё, что переносил от этих сволочей, свою изуродованную руку. Шагнул к ним, но не к отцу обратился, а к мальчишке:
– Мальчик, — говорю, — ты знаешь, что твой папа людей мучил и избивал? – и тут же пожалел.
Ребёнок стоит, глазёнками хлопает, то на меня, то на отца взгляд переводит. Тут меня Гиря под руку хватает и в сторону тащит.
– Ты охренел, что ли? — шипит на ухо.
— Это ребёнок же! Иди скажи мальцу, что пошутил!
– А ты забыл, что делал тогда? — спрашиваю его. Говорю, а сам себя не в своей тарелке чувствую.
Действительно, пожилой уже, вроде бы, человек, а вспылил ни с того ни с сего. Прошлое должно оставаться в прошлом, кто старое помянет, тому глаз вон, и всё такое… Уже готов был в самом деле извиниться, сказать мальчишке, что обознался. Но Гиря заговорил, и я передумал.
Из него вдруг полилась вся эта гнилая бандитская апологетика. Мол, лохов надо было учить, если бы не я, то другой бы грабил, да у тебя у самого было рыльце в пуху…
Я слушаю, а в голове ураганом проносятся и поборы их, и избиения, и как они однажды ко мне домой ворвались, сломав советскую фанерную дверь, так что беременная жена чуть ребёнка не потеряла от страха. Вспомнил и звуки ударов по металлическому столу, и их красные пьяные рожи, и как рыдала моя мать в больнице у палаты, и как у отца кулаки сжимались в бессильной злобе, когда я рассказывал ему ту историю… Я кидаюсь к ребёнку, сую ему под нос свою изурдованную клешню и говорю:
– Вот, смотри! Это твой отец со мной сделал!
И через секунду оказываюсь на земле. Гиря сбил меня с ног и с минуту, пока не подоспели охранники, месил ногами.
Я встал. Смотрю на рожу его красную, а сам смеюсь:
– Вот этого твой сын никогда не забудет!
Мальчишка в самом деле рыдает. Уже и мать подбежала — с недоумением смотрит на меня, и с изумлением — на мужа. Видать, не знала его прежде таким.
Но это ещё не конец истории. Через десять лет снова увидел я этого Гирю. Поехал на продуктовый рынок за картошкой к зиме и заметил его среди грузчиков. Еле узнал: ничего в нём не было ни от бугая из девяностых, ни от импозантного мужика средних лет из торгового центра. Худой как щепка, пропитая серая физиономия, под закатанными рукавами пыльной спецовки — высохшие руки в синих нитях вен. Увидел он меня, подошел, и заговорил без предисловий, словно не десять лет прошло между нашими встречами, а минуту назад его от меня в магазине оттащили.
– Ну, привет тебе! — говорит и ощупывает уставшим, без ненависти взглядом.
— Куришь? Выйдём?
В этом “выйдем” не было ни напряжения, ни вызова. Да и не боялся я теперь вызова от него — хоть и старый уже, а от такого субчика и левой пяткой бы отмахался — в чём там только душа держалась!
Мы закурили. Он некоторое время на меня смотрел и, наконец, заговорил.
– Извини за прошлое, — произнёс глухо.
— Время такое было. Денег хотелось, девок. Дурак был… При коммунистах не было ничего, и как появилась возможность, все мы кинулись за джинсами этими, видиками и жвачками. А сейчас как вспомнишь все джинсы эти…- махнул он рукой. Секунду промолчал, вздохнул и вдруг на меня остро глянул — Но и ты тоже…
– Что я? — улыбаюсь зло.
– Я не про то, что тогда, а про магазин, помнишь?
Помню.
Я тогда в завязке был, думал, дурак, прошлое в прошлом оставить, да, видать, не убежишь. — он криво улыбнулся. -. Сын рос, я слова бранного при нём не говорил, жену пальцем не трогал, работу нормальную нашёл. А с того момента как мы с тобой сцепились, как-то всё поменялось. Сначала огрызался на жену, потом и руки стал распускать. Через два года ушла он от меня. Сына сперва только по праздникам видел, а сейчас и вовсе…
– Ну а ты?
– Бухаю, — невесело улыбнувшись, развёл он руками.
— Да я тебе ничего не предъявляю, не думай. Ты сам как?
Я рассказал вкратце. Мы докурили, и я ушёл, забыв о картошке. Он провожал меня до выхода, и словно ещё сказать что-то хотел, да не сказал”.
Вот такая вот история… Тяжёлое время было, да.
Метро В Нью-Йорке
При всей нелюбви моей к этому вавилонскому столпотворению на колесах, метро в NYC функциональное, разветвленное, не самое красивое и чистое, но дающее возможность многомиллионному городу (с 4-мя миллионами туристов ежедневно!) передвигаться и добираться практически повсюду. Цена поездки растет ежегодно, они без этого не могут, но
к тому, что цены в Нью-Йорке всегда за пределами разумного, все привыкли.
И, что самое удивительное, метро Нью-Йорка – относительно безопасное.
Да, да, тут не так уж опасно, как может показаться. Я, например, фотографировал более 20 станций метро. Все съемки делал, в основном, в 3 часа утра, когда людей практически нет, и команда уборщиков в желтых жилетах уже закончила свою работу. Если снимать чуть раньше, то почти в каждом кадре мелькнет этот ядовито-желтый жилет на ком-то из работников.
За все эти годы съемок, я ни разу не видел даже малейшей угрозы для себя и моего оборудования, которое стоит около десяти тысяч долларов. Снимал я, за редким исключением, в одиночку.
Расскажу случай, который произошел со мной лет 5 назад.
Я в метро в качестве пассажира практически не езжу т. к. много лет жил в деревне на Лонг Айленде, и у нас там свой транспорт, соединенный с метрополитеном, но через систему электричек. Поэтому в метро попасть для поездки мне удавалось не чаще, чем несколько раз в год, по делу, или на какой-нибудь концерт.
В случае, о котором рассказываю, я ехал по делу, возвращался со съемки. Было около восьми часов вечера. Вагон полупустой. Сижу в наушниках, слушаю музыку.
В вагон входит огромный детина в ярко-желтом спортивном костюме с натянутым на голову капюшоном. Внешне, безошибочно — умственно недоразвитый: слюни на губах, взгляд блуждающий, дебильноватая улыбка, в общем — полный комплект признаков из учебника Ломброзо. Сидит и из-под капюшона, натянутого до самого носа рассматривает людей. Явно смотрит на женщин. У таких дебилов все написано на лице, особенно их половые позывы. Смотрит на всех женщин поочередно, причем, определенно выглядит как кобель в предчувствии сучки.
Одна из женщин, лет 55-ти, случайно встретившись взглядом с этим животным, автоматически ответила ему улыбкой. Животному этого вполне хватило, и он ринулся к женщине, дрожа в предчувствии возможной случки. Сел рядом, бормочет на испанском ей в ухо какую-то белиберду, женщина отодвигается, а скот — за ней. Улыбка его становится все более бессмысленной, слюни текут, ему сейчас важен пол, но не возраст или внешние данные партнерши.
Обстановка накаляется, вокруг нас одни женщины и какой-то черный паренек, безучастно, с закрытыми глазами слушающий плеер. У меня появилась мысль о том, что, как это ни тяжело, но я сегодня должен исполнить роль тимуровца-защитника обиженных и угнетенных. Стал думать, как поступить. Дебил, к сожалению, роста немалого и крепок как дуб. Мне с ним не справиться ни за что, даже если буду очень стараться. Напугать его не удастся, у него функция чувства опасности, похоже, слабо развита, а сейчас, в период течки, и вовсе отсутствует.
Делать нечего, стал я готовиться к бою. Для начала лаптоп аккуратно положил на скамейку, куртку расстегнул, часы снял и стал вспоминать все фильмы с участием Брюса Ли. Пожалел, что не любил их и до конца не досмотрел ни один. Как бы мне это сейчас пригодилось.
А этот маньяк, тем временем, начал тетку щупать за причинные места. Она сильно напугалась, видно лет 30 никто не щупал, пытается кретина от себя отодвинуть, но он упрямо сует ей руку под юбку.
Я решаю, что надо что-то делать и для начала ору: "Эй! Ты что делаешь? "Он отвлекся от тетки — глянуть, откуда звук идет, а женщина тем временем вскочила с сиденья и ринулась ко мне. Наивная, думала, что я смогу ее защитить. Скот этот поднялся во весь свой слоновий рост, вызвав у меня ужас и обильное потоотделение, и направился к нам. Я на всякий случай встаю (как будто умею драться, но только стоя) и готовлюсь к отражению нападения. Мысленно прощаюсь с семьей, надеюсь мои внуки будут приходить на мою могилку с первыми подснежниками, поливать клумбочку и протирать гранитную плиту с моим светлым ликом...
Как вдруг, ноги этого бугая подламываются словно тростинки, и он бухается на колени прямо передо мной. Это черный паренек, сорвавшись с места с ноги пробил уроду прямо под коленку, после чего ударом другой ноги в спину послал его мордой в пол, сел верхом, надел ему наручники, а потом, не спеша, показал мне свой полицейский жетон.
Вот так вот. А паренек этот называется undercover cop. Ночью их в метро, порой, даже больше чем пассажиров.
Рубрика – дорожные истории "памяти девяностых", будь они неладны…
Обзванивая просто по справочнику (это сейчас в интернете всё есть, а тогда в рукопашную приходилось) комбинаты, где можно было найти возможного клиента – покупателя технологического оборудования, которым мы тогда торговали, я разговорился с главным инженером сахарного завода
в посёлке Ольховатка Воронежской области.
Он жаловался, что не может выдержать режим выпарки – а из за этого ломается весь технологический процесс. О как.
Историческая справка – тема моей незащищённой диссертации была – "Особенности процессов теплообмена на выпарных станциях". Мы работали с целлюлозно- бумажными комбинатами, но выпарка при производстве сахара с этой точки зрения от бумажной почти не отличается. Так что подобные проблемы мне были хорошо знакомы.
Он выслал мне схемы, режимные карты и параметры оборудования, и я набросал ему на коленке техническое решение – надо просто заменить несколько насосов на аналоги с более высоким напором – метров по десять каждый – это даст возможность выдержать технологический режим, и даже получить необходимый интервал для его оперативной регулировки.
— А вы нам эти насосы поставить можете? Такие же только в Сумах делают, а Украина нынче заграница?
— Не вопрос, беру тайм- аут, и перезваниваю с информацией по срокам и стоимости.
— Только мы деньгами заплатить не сможем, вас бартер устроит? Сахаром?
— ОК, давайте попробуем.
Я созвонился с Украиной, получил с завода коммерческое предложение – они там от счастья на такой крупный заказ чуть из штанов не повыпрыгивали, а когда сравнил отпускные цены комбината на сахар с той реальной стоимостью, за которую его можно было в Питере продать, радуга на небе нарисовалась сама собой – да ещё какая.
Это было время, когда старые знакомые ещё верили друг другу на слово – и я просто попросил своего бывшего одноклассника (к слову- он сейчас миллионер, владелец нескольких отелей у нас и в Европе) сделать предоплату на Сумской завод – обрисовав ему возможные перспективы сделки.
— Точно не обосрёшься? Я заплачу, но если что не так, я тебя выгородить не смогу – сумма слишком не маленькая, сам понимаешь.
— Ныряем, ты меня знаешь, сделаю всё. Должно выгореть.
И закрутилось. Через полторы недели я подписал в Ольховатке договор поставки, а ещё через несколько дней встречал уже машину с насосами. Они там охренели от такой оперативности. Привыкли всё делать не спеша.
Единственно, чего я не учёл – надо было взять с собой резиновые сапоги – когда сахарную свёклу промывают перед варкой – происходит это в бетонном рву, глубиной метров пять и длиной в пятьдесят, по территории завода расползается сладкой пеной эта жидкая грязь – и спасения от неё нет, пройти просто невозможно.
Я делал так – дожидаешься, когда пройдёт очередной грузовик, и бегом по колее за ним – пока пена не сомкнулась. Порядок, полдела сделано, насосы разгрузили. Теперь осталось дождаться наших грузовиков, забрать сахар и можно двигать в Питер – в счастливое будущее.
Но.
Пока я дожидался машин, Воронежский губернатор, мать его, издал распоряжение – в связи с неблагоприятной ситуацией со снабжением продуктами, без специального разрешения ничего съестного из области не выпускать. Вообще. Попытки вывезти что- либо, считать злобным вредительством, машины арестовывать, груз конфисковать. [м]ля… приплыли.
Мне уже деваться некуда- назад не отыграешь. Даже если удастся получить насосы обратно, в Сумах их не примут – купил- твоё. Начальник отдела сбыта – сытая морда, смотрит нагло – "Ничего отгрузить не могу, распоряжение губернатора".
— Бл.. дь, но договор- то мы подписали раньше этого распоряжения! Я свою часть выполнил, выполняйте свою!
— Вы понимаете, какие у меня могут быть неприятности, если вас остановят по пути?
— Уважаемый, вы даже тени не представляете тех неприятностей, что будут у меня, если я вернусь в Питер без товара.
Договорились так – я сунул ему на лапу, пообещав, что ни при каких обстоятельствах его не сдам –если остановят- что сахар этот мне с неба свалился, что я его украл, что я его везу транзитом с Кубы – что угодно, только не произносить вслух названия комбината.
Мне мужики в очереди на погрузку посоветовали – ты не этой дорогой двигай – вот тут просёлок есть, там постоянного поста ГАИ никогда не было, и всего пятнадцать километров до Белгородской области. А в Белгороде уже всем насрать на распоряжения Воронежских властей. Если повезёт – вырвешься.
Объяснил водителям ситуацию- мужики, на ГАИшников не реагируем до границы области — догнать они нас может и догонят, но хрен они нас остановят – а в Белгородской в случае чего, будет уже другой расклад. Ибо если машины арестуют, полная жопа будет всем. Мне в первую очередь, вам в довесок.
Погрузились. Тронулись. Время позднее, темнеет рано, ползём потихоньку двумя камазами – двадцать четыре тонны сахара. Сейчас точно не вспомню цен, но примерно так – если в Питере оптовая цена была 120 рублей за килограмм, то с завода я его взял за тридцать.
Сказать, что меня трясло – ничего не сказать. Адреналин зашкаливал. Представляю, что чувствовали средневековые купцы, морем перевозившие пряности из Индии.
Когда мы миновали границу области, я просто начал вслух орать какую- то песню, размахивая руками– от души, во весь голос.
Во, бл…я, это ещё что такое? Нас обгоняет ментовский жигуль со включённой подсветкой и в мегафон вежливо, почти без мата, предлагает остановиться. Проезжаем ещё метров сто, останавливаемся. Кто- то сдал, с@ка. Может тот начальник сбыта сам и настучал, гадина. Не иначе- в доле. Ну не видел нас никто, когда выезжали, неспроста эта погоня на ровном месте.
Выхожу из кабины, номера на жигуле Воронежские. Мужики- водители выскакивают тоже. Почти ночь, нас четверо, мент один, поэтому фраза "предъявить документы" звучит не очень уверенно. И кобуры у него на поясе нет.
— На каком основании задерживаете машины? Мы что, что- то нарушили?
В ответ получленораздельное мычание. Распоряжение губерна…, бум бум, бум… обязан доставить в Воронеж на штрафплощад… бум, бум…
— Вот что, уважаемый. Ваши полномочия кончились два километра назад. Давай так договоримся- вот тебе десять долларов за моральный ущерб, и расходимся краями. Понимаешь, если я сейчас твою прихоть исполню и соглашусь ехать в Воронеж, в Питере меня скорее всего грохнут – я не пугаю, просто обрисовываю ситуацию, чтоб ты понял размер ставок. Давай, пораскинь мозгами, у меня выхода нет, сам понимаешь. Ну не догнал ты нас, колесо проколол.
А Руслан – один из водителей- деликатно так монтировкой поигрывает. Намекает, что "раскинуть мозгами" можно и в буквальном смысле.
Помолчали. Ну, куда ему деваться, взял деньги и мы поехали. Бррр, пронесло.
Ехали трое суток. Со всяким сталкивались – неспокойно тогда было на дорогах, бандитов больше чем водителей – и каждый свою долю хочет получить за проезд. Из острых ситуаций запомнился такой эпизод. Я, кроме накладных на сахар, за каким- то хреном нарисовал себе ещё липовые документы на сапропель – озёрный ил. Пошутил, типа.
Очередной пост ГАИ, останавливают, проверяют документы на машины. Документы на груз я просто перепутал – сунул менту накладную на сапропель, блин, думаю, ну если сейчас проверять полезет – пи…дец. Не полез, только с любопытством выслушал, что это экологически чистое удобрение для цветочной фермы- розы в теплицах будем разводить в Карелии – выгодный бизнес. А что, начал врать, так уж ври до конца.
А километров через пять очередная бригада "братков". Двое вроде дёрнулись дорогу перегородить, но старший орёт – "Пропускай, ну его на хер, это тот [ч]удак с сапрепелей! "
Абзац. Так в открытую продемонстрировать, что им информацию менты сливают – это производит впечатление.
Добрались целые и невредимые, я выдал мужикам по мешку сахара – в конторе сказал, что бандюкам по пути отдал – за тот эпизод с ГАИшником на границе областей им в премию и больше полагалось.
А главному инженеру сахарного завода я потом звонил несколько раз – узнать, как дела. Не ошибся. После замены насосов технологический режим выровнялся. Я же говорил, что прилично в этом разбираюсь.
Такая вот эпоха была, мать её, чтоб никогда не повторилось больше…