Ну, папа так папа, сидят дальше.

Папы нет.

А всё, садик пустой уже, один охранник, и спросить не у кого. Пошла, взяла списки, где телефоны родителей, чтоб позвонить. Спрашивает.

— Тебя как зовут?

— Петя Смирнов!

Она все списки перешерстила. Нет такога ребёнка в списках, хоть ты тресни!

И что делать? Был бы понятный ребёнок, забрала б домой, и дело с концом. А тут?

А этот главное сидит, играет как ни в чем ни бывало.

Обычно, если ребёнка долго не забирают, у него истерика, а воспитатель его утешает. А тут всё наоборот. Ребёнку хоть бы что, а воспитателя уже колбасит не по детски.

— Ну и где твой папа!

— На работе.

— И когда он за тобой придёт?

— Он не придёт.

— ПОЧЕМУ?

— Он футбол смотрит. Он когда футбол смотрит, его лучше не трогать.

— Он что, на работе футбол смотрит?

— Ну да, на работе.

— Это что ж такая за работа, что там футбол смотрят?

— Он охранником работает.

— Где?

— В детском саду.

— В КАКОМ?

— Ну, тут... В этом саду. В вашем. Он сказал "Исчезни с глаз, и чтоб до конца футбола я тебя не видел!". Вот я и сижу. А вы почему не уходите? Эх! Вас наверное тоже до конца футбола из дому выгнали...

ведомства – налоговые, пожарные, какие то финансовые инспекции. 30 апреля нас в очередной раз проверяла налоговая полиция. Шефа в конторе не было, в холодильнике стояла скромная 30-литровая кега с нефильтрованным пивом (завтра первое мая). В контору ввалилсь два молодца с автоматами, два мужика в гражданском и какой то тип с лицом боксёра, но в очках. Строго по инструкции мы отдали им ключи от сейфа и бухгалтерский компьютер. Девушке Наташе было поручено ответить на все вопросы. Пусть копаются – всё чисто, как у беременной после аборта. Гвардейцы пошли курить на площадку, налоговики углубились в 1С, а боксёр подошёл ко мне и спросил где начальство. Я ответил, что начальство празднует 30 апреля, но есть заместитель, что он пишет прогресс репорт в шефовском кабинете, и что в принципе все вопросы можно решить без него. Он достал ксиву (чёрную с золотым орлом), сказал, что он из BSA, и что уполномочен проверить "легальность используемых нами операционных систем и прикладных программ". Надо сказать, что в этом отношении у нас тоже всё честно. Все коробки покупаются, все регистрации заполняются и отсылаются. А лицензионные диски мы бережём – ставимся с обычных ;-). Достаю я ему папочку, куда аккуратно сложены бумажки от пятиюзерской винды2000, одного офиса2000, корпоративного борландовского бандла (там много перечислять), и ImagelibCS (пережиток молодости – теперь мы пишем всё сами). Окинув взором офис он пересчитал компьютеры и заметил явное несоответствие. Компьютеров было в два раза больше. На долгие причитания о том, что сейчас нас всех будут вязать, чиф-программист объяснил ему, что на остальных машинах и сервере стоит UNIX, а на UNIXе – Kylix. Боксёр ответил, что он ясно видит винду, и что сейчас он нас оштрафует на сто тыщ баксов. Его подвели к компу и показали IceWM (он был отшлифован так, что кроме надписи на кнопке "Пуск" и логотипа от винды не отличался). Убедившись, что его не дурят он сказал замечательную фразу, от которой пол-фирмы ушло курить, так как сдерживаться больше не могли. Он сказал: "Хорошо, покажите лицензионное соглашение". Некурящий чиф-проггер начал ему объяснять, что такое Public GNU, но тщетно. Тогда мы напечатали ему этот замечательный документ на русском языке. Он сказал, что это подделка, и что нашей фирме придётся закрыться. Через 15 минут препирательств мы выяснили, что на настоящей лицензии должна быть печать, каковую ему и поставили. Он сказал, что она всё равно ненастоящая, но с печатью нашей фирмы это официальный документ, и что он приложит его к делу, и что зайдет после праздников. Засим мы и расстались. Полное сарказма и издевательств анонимное письмо ушло в BSA через 20 минут. Вечером, за пивом с копчёным муксуном, шеф, после выслушивания отчёта о происшедшем и проржавшись после рассказа зама о том, как к нему в кабинет ввалилась толпа программистов с требованием немедленно поставить печать на GNUшную лицензию, напечатанную на лазерном принтере, отдал приказ немедленно сменить IceWM на любую другую оболочку. Теперь ждём с ужасом конца майских праздников.

Но это была ещё не самая замечательная проверка. Верхнюю строку в нашем рейтинге стойко держат два санитарных инспектора, проверявших излучения жидкокристалических мониторов чем то похожим на детектор нечистой силы из фильма "Охотники за привидениями", и заявившими, что излучения в два раза выше нормы, но они готовы "всё покрыть". После того, как их заставили расписаться в "Журнале проверок" — злобном изобретении секретарши Наташи, в котором она фиксирует всевозможные проверки различных ведомств, и в котором есть такие замечательные графы как "Выявленные нарушения" и "Уплачено в качестве компенсации", они быстро ушли не взяв денег.

Пожарные к нам не ходят: у шефа есть пунктик – огромные огнетушители по углам офиса. Пожарные просто в осадок выпадают от одного их вида.

раз.

Вдруг, обращаю внимание, что недалеко от нас шатается крайне нарядный, но в то же время растерянный чувак и странно, почти жалобно стонет "Юфа, Юфа".

Подхожу, спрашиваю:

— Рейс на Уфу ищете?

— Йес, йес, Юфа, Юфа.

— Инглиш?

Парень расцвел, и радостно закивал, на глазах появились слезы радости.

Минут 5 поговорили. Выяснилось, что это англичанин Джон из Бирмингема, летит к своей возлюбленный в Дюртюли (!) (Дюртюли это жопа.. ой простите, деревня в Башкирии... как бы сказать, в которой, думаю, за все время ее существования это был единственный англичанин, и даже иностранец, который там побывал). По-русски ни слова не знает.

Он опоздал в аэропорт, из-за аналогичной неразберихи, когда прилетел из Европы, и уже потерял надежду на вылет в Уфу и тут появляюсь я и говорю, что вот Ворота, вот посадка через 20 минут.

Пока разговариваем, подваливают два тела в подпитии. И такие "ооо Джон, здарова".

Я напрягся, думаю, разводилы какие-нибудь.

Я: — Мужики, вы кто?

— Да мы это, друзья Джона.

Джон ралостно кивает.

Я: — Ду ю ноу зем?

Джон: — Йес, йес, май френдс.

Мужики: — О, а ты его понимаешь?

Короче, выяснилось, что Джон, думая, что уже не успел, решил накидаться в баре аэропорта пивом, в чем ему помогли еще два мужика, которые тоже ждали рейса в какой-то сферический Сыктывкар в вакууме. Ни он по-русски, ни они по-английски ни слова не знали, но пару часов о чем-то общались.

В итоге, пришлось перевести то, о чем они жестами обьясниться в баре не смогли.

Потом мы позвонили той девушке из Дюртюлей, я обьяснил ей, что все с ним ок, а она попросила меня Джона не бросать и сопроводить ее солнушко до самолета.

Хеппи енд.

На заповедных островах Белого и Баренцева морей студентка Галя Шкапа с аспиранткой Надеждой Ивановной (её фамилию мама сейчас не вспомнила) изучали популяцию гаг, пух которых был тогда стратегическим сырьём – считался самой лучшей набивкой для летных комбинезонов.

На северных островах нет строительного материала для гнезд. Гага выщипывает пух со своего брюшка, формирует из него гнездо, откладывает яйца, которые греет голым теперь брюшком. В природе всё продумано. А потом, когда гаги с подросшими птенцами покинут гнезда, людям остается эти гнезда только собрать, пух очистить от сора и использовать.

Критериями для зачисления студентов в состав экспедиции были спортивная и туристическая подготовка, любовь к животным, хорошая учеба, любознательность.

Мама хранит институтскую газету от 30 сентября 1959 года с заметкой "Студенты в экспедициях". "… Г. Шкапа участвовала в работе по изучению морских колониальных птиц в Заполярном заповеднике "Семь островов".

До острова их "подкинули" на рыболовном сейнере.

Эти же рыбаки должны были забрать экспедицию в назначенный день. Студентка и аспирантка кольцевали гаг, определяли их количество, изучали и записывали их поведение в период гнездования.

Из того, что маме сейчас помнится, — самка не покидает кладку. Самец никогда не садится на яйца, зато приносит самке пищу…

За бесконечными наблюдениями быстро пролетело время. Привезенные с собой продукты закончились, а рыбаки в назначенный день не пришли. Уже и гаги с подросшими птенцами снялись с гнезд и откочевали.

Услышали самолет. С линии прибоя взяли охапку водорослей — кинули в костер. Столб дыма был заметен. Самолет изменил курс и пролетел над ними. Надежда Ивановна велела лежать у костра на спине, сложив руки, как складывают покойникам. И сама лежала так же, не шевелясь. Похоже, проделали они это не зря, потому что на следующий день за ними пришли рыбаки: "А у нас рыба пошла косяк за косяком, мы про вас и забыли…".

Прикрепляю мамино фото с институтской Доски Почета.

Понятно, что оно нецветное.

Отнес снимок в ателье — за 300 рублей отреставрировали, раскрасили, отправили в редакцию газеты для статьи к её юбилею (85 стукнуло), распечатали, вставили в рамку.

Оригинальный снимок загружу в комментарии.

Блузку эту помню – тогда вещи хранили и носили долго. Блузка эта была светло-голубая. И глаза у мамы голубые. Но и в этой обработке снимок маме очень понравился.

Из всех подарков на юбилей, больше всего она обрадовалась этой обновленной фотографии.

Еще в комментарии загружу снимок с яйцом гаги (белое) и яйцом крачки (размером с куриное).

Яйцо гаги и яйцо крачки мама привезла оттуда, из этой экспедиции 63 года назад. Показывала потом ученикам на уроках. И сохранила их через все переезды, смены студенческих общежитий, съемные квартиры, первая своя хрущевская однушка, один пожар, и потом ещё два переезда.

Вот сейчас сфотографировал их.

Было у нас и гагачье гнездо. Мама приносила и его на свои уроки биологии. Сейчас мы что-то его не нашли.