Как я строил железную дорогу (по поводу Дня железнодорожника вспомнилось)

48 лет назад, будучи призван в армию солдатом после окончания железнодорожного ВУЗа, в котором не было военной кафедры, я неожиданно стал руководителем строительства железной дороги. А случилось это так. Командир нашего мотострелкового батальона выстроил нас и загадочно улыбнувшись спросил:

— А кто имеет хоть какое-то отношение к железной дороге?

Мы все дружно шагнули вперёд и рявкнули "Я". Ну, поскольку в армию нас всех привезли железнодорожными эшелонами.

— Отставить, — последовала команда, — я имею в виду, кто учился или работал?

Поскольку сменить рутинную обстановку части — мечта всякого солдата, я сделал шаг вперёд и громко якнул. Ну, какая разница, что учился в железнодорожном ВУЗе на промышленно-гражданского строителя?

— Нашему батальону командованием части предоставлена высокая честь! Мы должны построить железную дорогу для вагонеток-мишеней на танковом стрельбище нашего полка! И он назначается начальником этой стройки века! — кивнул комбат на меня. — Всем заниматься согласно расписанию, а мы на стрельбище на рекогносцировку…

Приехали на стрельбище, начальник повёл комбата и меня показывать место.

— А где рельсы, где шпалы, инструменты и комплектующие? — спросил я.

— Боец, в институтах этому не учат, но если солдату поставлена боевая задача, он должен руководствоваться принципом "найди — укради — сам роди"! — был получен ответ, — а вот сами тележки для мишеней свалены там…

Как ни странно, но тележки были в наличии, и даже не разукомплектованы, что для армии было настоящим чудом!

За рельсами, накладками и костылями на станцию отрядили взвод солдат с машиной. Что-то они там не то разгружали, не то строили-ремонтировали, но к вечеру они привезли на стрельбище всё необходимое. Я просил ещё креозот для пропитки шпал, но креозот им не дали. К этому времени другой взвод напилил в лесу деревьев на шпалы и более или менее придал шпалам нужную форму.

— Ведь через год-два эти шпалы без пропитки сгниют, — говорю командиру.

— Ну, и х…сним, — отвечает командир, через год-два нас тут никого не будет! А новое стрельбище к концу месяца кровь из носу должно быть готово!

…А какое счастье для солдата оказаться за пределами части без распорядка дня и командиров! Это ж рай на земле! Поставили палатки, продукты привезли из части, картошку накопали в лесу на огородах, грибов набрали, вода чистая в лесном ручье… Курорт!

Однако, с утра пораньше надо железку строить! Мерного инструмента — ноль. Срезал ветку, ей замерил ширину колеи у тележки. Выкопали бороздки, бросили в них шпалы, побили-потрамбовали их другой шпалой, уложили по моей мерке первые рельсы, закрепили накладками и костылями — и потянулась по стрельбищу железка… Работали ударно весь световой день. На утро продолжили. И снова световой день!

Таскать инструмент туда и обратно стало тяжело. Решили поставить на рельсы тележку и возить туда-сюда всё нужное на ней. Вроде, хорошо пошла тележка, но чем дальше — тем труднее, пока совсем не встала. Что такое, в чём дело? Всё ж по моему прутику-мерке крепили! Приложил прутик к колёсам тележки — а он короче гораздо! Усох на жаре! Пришлось рельсы раздвигать… Но теперь прутик стал не нужен: сама тележка стала мерным инструментом!..

Вот так мы из ничего и построили железную дорогу. Правда, когда сами стрельбы потом начались, ночью танкист потерял ориентиры и вместо мишени влупил болванку (снаряд, но хорошо, без взрывчатки) не в мишень, а в наблюдательную башню, откуда командиры стрельбами руководили. Но это — совсем другая история, к нашей железке отношения не имеющая…

Почему моряки в тельняшках всем известно. А почему у тельников всегда были дырявые подмышки? Место соединения рукава с рубашкой прикреплялось самыми тонкими непрочными нитками. В случае, если в бою кого-то ранили в руку или ногу, рукав можно было легко оторвать и наложить жгут. Не знаю правда или нет, но у моих тельняшек все подмышки дырявые.

Время – конец 70-х. Место – учебный аэродром под Карагандой. Летаем на Л-29. Парковый (выходной) день. У лётчика-инструктора М. день рождения. К нему приехал давний приятель. Понятно, хорошенько приняли на грудь. После чего М. ведёт друга на центральную стоянку, посылает куда-то по азимуту охрану и велит своим курсантам подключить питание к борту для запуска. После чего сажает друга в "элку" на переднее, курсантское, место, и они улетают в неизвестном направлении. Возвращаются минут через сорок. Выйдя из самолёта, М. приказывает курсантам "почистить" борт. Те заглядывают под брюхо и видят под закрылками остатки камыша. Покидая стоянку, М. недовольно бурчит: "Решил показать другу, где я на водохранилище рыбачу, а на моём месте какой-то муд@к сидит с удочками! Ничего, теперь он вряд ли туда сунется". Занавес.

(Говорит Канада)

— У меня полно всяких историй рассказать.

И не спится чего-то.

Я же из пожарки уволился.

Не выгнали меня, хочу подчеркнуть, а я уволился первым.

Сыграл на опережение. Что произошло?

Когда я там начал был начальник-капитан, капитан это типа звание у них.

Он механик, они же все добровольцы,

Середина 80-х. Я, курсант 4-го курса радиотехнического отделения Ленинградской мореходки прохожу плавательскую практику на учебно-производственном судне т/х Профессор Щёголев. Рейс Авилес Испания — Карфаген (Калинингад). Везём железо в рулонах для жигулей. Бискайский залив, ночная вахта, радиорубка, борюсь со сном. Штатный радист на минуту вышел и из приёмника SOS! Вспотев, от сверхответственности, по букве принимаю радиограмму.

— SOS! Всем судам! Судно.. название.. , в координатах... , пожар на борту, судно принимает воду и тонет, есть человеческие жертвы... Просьба оказать помощь...

Врываюсь в кромейшую тьму ходовой рубки. Сквозь крики, [ч]удак, закрой дверь, говорю — СОС! Меня берут за плечо и ведут в штурманскую выгородку. Штурман включает свет, читает радиограмму, мерит циркулем по карте. Вздыхает, морщится, чешется, сопит, кряхтит.

— А кто тонет, то?

Снова читает рдо.

— А рыбаки...

И выключает свет.

— Ну и х[рен] с ними!

И мир больше никогда не был для меня прежним....