меня) утро субботнего дня. Мы с женой сладко дрыхнем после трудовой недели. Раздается настойчивый звонок в дверь. Жену такими мелочами не разбудишь, а я проснулся. Полежал немного, наполняясь ощущением предстоящего зверства. Звонок все не умолкает, настойчивый гость попался, блин.

Встаю, в одних трусах открываю дверь. Hа пороге отвратительно чистенький, гладко причесанный паренек в костюмчике со счастливой улыбкой и так же приторно улыбающаяся девица. У обоих на груди висят бейджики с надписями типа "Здравствуйте, меня зовут Сергей". В руках — куча ярких брошюр. Свидетели Иеговы, баптисты, или еще кто-нибудь...

— Здравствуйте, — с интонациями, напомнившими со школьного детства ненавидимую "Пионерскую зорьку", заученно выпалил паренек со счастливой улыбкой, — в этот светлый весенний день мы принесли вам благую весть!

Тут улыбки с их лиц начали сползать. По-видимому, до них дошло, что к восприятию благой вести православный язычник не готов.

Поступил я не по-христиански, каюсь. Hе говоря худого слова поймал паренька за плечи, развернул к себе спиной и добрым пинком наладил его вниз по лестнице. Пролет он преодолел очень быстро. Девушке, что была с ним, ускорение я придавать не стал, да оно ей и не требовалось. Пока они бежали к выходу из подъезда, я успел проорать им вслед несколько напутствий, сполошь состоящих из табуированной лексики.

Жена на весь шум не обратила никакого внимания и продолжала сладко дрыхнуть. Я помаялся какое-то время, безуспешно пытаясь уснуть. И тут вспомнил, что папа мой просил сегодня утречком, как проснусь, зайти к нему, нужна какая-то помощь в мелком ремонте авто. Сна все равно нет, тогда я собрался и отправился через два подъезда к родителям.

Пришел. Пока папа принимал утренний душ, а матушка жарила оладьи, я пристроился на кухне с чашкой кофе. В общем, когда вновь зазвенел дверной звонок, открывать дверь было некому, кроме меня.

Открыл.

— Здрав... — паренек подавился заученной фразой на первом же слоге.

Девушка молчала и лишь с ужасом смотрела на меня. Уже привычным движением я поймал паренька за плечи, развернул к себе спиной. Вновь моя нога 44-го растоптанного размера врезалась в его многострадальный зад.

Лестничный марш он преодолел, даже не перебирая ногами. У девушки из рук я взял пачку брошюр и отправил их красивым ворохом на лестницу.

Иеговистка, или кто там еще, пришла в движение только, когда я ей рявкнул в лицо: "Еще раз увижу — убью!".

В общем, тяжелая жизнь у представителей нетрадиционных конфессий в православной России.

Dmitry Narvatov, 2:5040/28.54

Но День Медика всегда стоял особняком, как самый святой праздник. Его было принято отмечать в пятницу на природе, с выездом за город, ибо лето и благодать.

На свой первый День Медика я ехать не хотела. Не люблю корпоративы вообще, а так далеко ехать тем более желания не было. Но меня уговорили, сказав, что я многое потеряю, если не поеду.

В пригороде сняли лесную полянку у озера с беседками и столами, погрузились в автобус, и приехали отмечать. Ну и понеслась. Шашлыки, напитки, веселье, игры... После достижения нужной кондиции часть народа решила освежиться - то есть искупаться в озере. Купались долго и радостно, плескались и играли в мячик. Однако, по выходу на берег, не досчитались одного ценнейшего сотрудника лаборатории по фамилии Хомченко. Несколько человек видели, как он нырял, но никто не видел, как выныривал. Сначала не особо забеспокоились. Но спустя некоторое время, коллега так и не появился. Решили его поискать, звали, бегали по лесу, кто-то нырял в озеро, но безрезультатно. Народ даже слегка протрезвел. Кроме шефа, который уже давно дремал в шезлонге.

Господин Хомченко всё это время мирно спал в больших прибрежных лопухах, метрах в двухстах от происходящих событий.. На свою беду, немолодой и полноватый Хомченко отлично нырял и плавал. Коллектив не был в курсе его этих потрясающих способностей, и господин решил всем показать класс. Набрав воздуха в грудь, он нырнул, долго плыл под водой, а вынырнув вдалеке, понял, что подвиг остался незамеченным. Он обиженно нырнул еще раз, уплывая от неблагодарных коллег. На берег он выбрался в лесу на некотором расстоянии от полянки. Увидев уютные лопухи, он внезапно устал и прилёг...

Поиски тем временем продолжались, всем было уже совсем не весело. Разбудили шефа, стали думать, надо ли вызывать мчс и полицию. Решили поискать еще немного.

Крики и шум разбудили господина Хомченко. Он выполз из лопухов и пошел узнавать, почему мешают отдыхать. Поняв, что кого-то ищут, он незаметно включился в действие, и некоторое время искал и звал вместе со всеми какого-то Сашу. (Ну мало ли на свете Саш, действительно). Потом всё-таки решился спросить у коллеги — А кто, собственно, пропал?

Возникла трёхминутная пауза, после чего медики медленно и молча пошли на чудесно спасённого... От суда Линча его спас руководитель лаборатории, который закричал:

— Не трогайте его! Он мне еще отчёты не сдал за два месяца!

Домой дружный усталый коллектив ехал молча, искоса сурово поглядывая на виновника торжества. Но уже в понедельник валялись на полу не присутствоваdшие на празднике дежурные члены коллектива, которым пересказывали эту историю, а "подводник" стал народным героем.

пела моя дочура. Большую часть зрителей составляли родители, их друзья и родственники конкурсантов из десятков стран, многие, как мне показалось, уже были немного знакомы, видимо по промежуточным и предыдущим этапам. Этими отношениями во многой степени определялся градус поддержки конкурсантов, хотя всех встречали и провожали очень доброжелательно.

Для нас этот мир новый. Первый конкурс, первое выступление. Поэтому выход на сцену нашей Анечки сопровождали бурные аплодисменты в четыре пары ладоней (моих, супруги и ещё двух наших девочек) и вежливые, сдержанные аплодисменты зала. Провожал её зал уже другой реакцией, пожалуй, самой дружной и эмоциональной за весь конкурсный день. С этой минуты я понял, что она должна петь.

Теперь собственно история.

Лет тридцать назад, в конце 70-х, учился я в университете и жил с родителями в славном поволжском городе – Саратове. Как тогда жили, тем кто помнит, рассказывать не надо. Новые вещи в домах появлялись настолько редко, а теми что были, дорожили настолько, что где-что лежит на просторах 57м трехкомнатной "хрущевки" знали все члены семьи, а это помимо меня и родителей, ещё и старшая сестра с мужем (потом ещё несколько лет и племянник). И вот я, по какому уже и не помню поводу, лезу в родительский комод, и случайно нахожу нечто новое — некую папочку то ли из потертого кожзама, то ли из натурального крокодила, за возрастом и ветхостью не разберешь, и обнаруживаю там престранные вещи. Фотографию мужчины в военной форме царской армии с двумя Георгиевскими крестами на гимнастерке, фотографию какого-то семейства на фоне явно не советского пейзажа. Какие-то письма без марок и конвертов, но в штампах и с вымаранными строчками, пожелтевшую до ржавчины большую групповую фотографию, обрамленную в овал надписи "Выпуск Финансовой Академии 1938 год" на которой из порядка шестидесяти человек только 6 или 7 не отмечены маленьким крестиком и т. д. и т. д. и т. д… Трудно описать эмоции, которые бурлили во мне в тот момент. Мне кажется, именно в тот миг я повзрослел настолько, чтобы ощутить в каком упрощенном и оберегаемом до поры моими близкими мире я живу.

Конечно, каждый листок из обнаруженной мною папки хранил историю, касающуюся нашей семьи, а из таких историй, как из маленьких пазлов, складываются истории большие.

Сегодня я расскажу о маленькой открытке, которая в тот день особого моего внимания не привлекла из-за того, что адреса обратного не содержала, не была подписана, а текст был предельно лаконичен:

"Дорогая Асенька! Я очень верю, что эта ужасная война скоро закончится. Ни в коем случае, не бросай занятия музыкой и продолжай петь. Твой талант от Б-га и никакая война не должна ему помешать. У меня все хорошо, не переживай.

Сентябрь, 1941"

Напротив Саратова, на левом берегу Волги располагался город Покровск (или тогда уже Энгельс), столица Поволжской Немецкой республики. Многие жители Покровска работали в Саратове, и составляли значительную часть в профессорско-преподавательском составе местных ВУЗов, медицине, культуре.

Моя мама окончила школу в 1941(она 1923 гр.), выпускной у неё был соответственно 22 июня 1941. Она готовилась к поступлению в консерваторию. Но началась война, и она, как и почти весь её класс, пошла в военкомат. Практически никто из мальчиков её выпуска с войны не вернулся, а девочек направили на курсы медсестер, благо в Саратове был мединститут. А вскоре начали привозить первых раненых..

Какое-то время она ещё даже продолжала музыкальные занятия. Ещё верили в быструю победу, и оставался шанс поступления на следующий год.

А в конце августа жители Саратова, кто жил ближе к Волге, были разбужены жуткими звуками, доносившимися с той стороны. Это выли от ужаса животные, оставшиеся без людей.

За 24 часа ВСЕ поволжские немцы были депортированы. С собой разрешали взять только документы и минимум личных вещей. Отправляли людей в товарных вагонах максимально плотно, надо было уложиться в 24 часа, а вагонов и маневровых путей не хватало. Везли больше недели, много составов шло в сторону фронта. Какие-то составы высаживали в голой степи, люди чуть ли не руками, под конвоем, начинали рыть землянки и обносить эти поселения колючей проволокой.

Моя мама проработала санитаркой, а потом и медсестрой всю войну. Параллельно училась в медицинском и окончила его в 1948. В 1949 родилась моя старшая сестра, и ни о какой музыке уже не могло быть и речи.

Открытка была от педагога, которая занималась с мамой больше трех лет и до этого многих подготовила к поступлению в консерваторию. Чего ей, уже не молодой женщине, стоило отправить эту открытку, можно только гадать.

Два года назад мамы не стало, и мне уже не у кого узнать имя той женщины, которая деликатно не подписала открытку, чтобы этим не доставить неприятности адресату.

Скоро 9 Мая, День Победы. Эта открытка лишь микроскопическая часть на той чаше весов, которая меряет цену, которой далась Победа. А моя Анька поёт, за мою маму, за свою бабушку.