Начало 70-х прошлого века. Столица одной из закавказских республик. Теплый сентябрьский вечер, все окна настежь. На восьмом этаже компания пятикурсников — радиофизиков делится летними впечатлениями. Когда кондиция дошла до нужной, родилась коллективная идея. Уговорили однокурсницу издать самый ужасный крик, на какой только она способна. Записали на магнитофон. Взяли старый динамик, припаяли к нему длинные провода. Подключили их к магнитофону, включили на воспроизведение и сбросили динамик с балкона. Милиция и скорая приехали почти одновременно. Вина, к счастью, хватило на всех...

Я недавно на Американских горках пошутил.

Уже сидя в вагончике, за пару секунд до старта достал из кармана болт (не тот, который в штанах, а железный и с резьбой), показал его соседке и спросил: "Это что за хрень здесь валяется". У неё округлились глаза, и через секунду мы стартанули.

Правда, шутка предназначалась только для моей знакомой. Она всегда и всем говорила, что ничего не боится. Хотел её обломать.

Но, к несчастью, этот болт увидели ещё четверо ни в чём не повинных граждан. Вот то были ЛИЦА.

Что эти люди подумали в тот момент, когда я показал им болт, которым, по их мнению, крепят тачку к рельсам, я не знаю. Но после остановки мне срочно пришлось делать оттуда ноги, ибо, думаю, убили бы.

Однажды к монахам Монастыря Фалькенау, что близ Тарту, прибыл посланник от папы римского. Монахи потребовали у него увеличения дотации, потому что они ведут аскетическую жизнь и изнуряют плоть жестоким образом, не то, что в других монастырях. В доказательство посланнику продемонстрировали, как монахи жестоко бичуют себя прутьями, подвергаются действию адской жары и нестерпимого холода. Эти духовные подвиги настолько впечатлили посланника Ватикана, что дотация монастырю действительно была увеличена. На самом деле ему лишь показали, как монахи моются в бане. Грязнули-европейцы в те времена не видели ничего подобного.

Киви

—————

В конце восьмидесятых, зимой, мать поехала в Финляндию к друзьям. Ну вот были у нас там друзья. Обратно вернулась совершенно обалдевшая. Привезла дубленку за десять долларов, видак и киви. Две штуки.

Один мы съели всей семьей вчетвером, а другой я спер и повез любимой на тот момент девушке Тоне. Тоня немножко болела и лежала в больнице где-то на Охте в палате человек на шесть – семь. С постели она тогда еще не вставала, соседки ее тактом особым не отличались, всё норовили поучаствовать в нашем щебете, а увидев диковинный плод и вовсе сгрудились в полузапахнутых халатах – что это? Что?!

— Яйцо [мав]ра! – в сердцах рявкнул я, — левое.

Женщины отпрянули и разошлись по койкам. Я достал заботливо принесенный ножик, разрезал киви, дал половину Тоне, а вторую взял себе и начал чайной ложечкой поедать сочную мякоть. Тоня, поколебавшись, сделала тоже самое.

Самая молодая из больных осторожно приблизилась и, взглянув на зеленоватую кашицу, судорожно дернула шеей, а потом, прикрыв губы, рванула из палаты в сторону туалета.

— Изверги! — сказала она, вернувшись через несколько минут — совсем молодой был. Зеленый…

Уже просвещенные мной обитательницы палаты грохнули со смеху.

А я с тех пор про яйца [мав]ра не шучу.

И не ем.