Об опыте преподавания иностранного языка в Узбекистане.
Моя бабушка, вдова с четырьмя детьми, три девочки подросткового возраста и их маленький братик пешком ушли с последним обозом из маленького городка в Латгалии, дошли до железной дороги, где всех беженцев посадили на платформы и повезли в Россию, под прикрытием паровозного дыма...
Такая предосторожность была не лишней — местные обстреливали поезда и отступающую Красную Армию.
Я опускаю здесь многие детали — потерялись под бомбежкой, нашлись, разыскали друг друга, добрались до какого-то аула в Узбекистане, стали устраиваться, время было голодное, хлопковые поля до горизонта, арыки с грязноватой водой, местные малограмотные селяне.
Первой паёк в семью принесла моя мама — молодая, энергичная и весёлая, она пошла на курсы трактористов и быстро освоила хлопковую механизацию.
Надо сказать, что у этой семьи беженцев было преимущество — они были грамотны, писали, читали и свободно говорили по-русски, редкость среди выходцев из Латвии. А всё благодаря их няне, да будет благословенна эта русская женщина, вырастившая их и научившая их и говорить и писать по-русски...
Отвлекусь, извините, память о ней живёт в нашей семье, спустя многие годы — она была преданна семье и детям беззаветно, они её обожали, её выражения, иногда крепкие, иногда грубоватые, но всегда сочные и меткие до сих пор применяются в семейном фольклоре, с обязательным упоминанием автора, "как сказала бы Минадора в этом случае...".
Итак, первый успех в Узбекистане, средняя дочка работает на тракторе, заменяя ушедших на войну мужчин, но...
Одного пайка на пятерых не хватает, они хватаются за любую работы, только дай — работы нет, впрочем, вы ведь грамотные?
Вот и учите детишек русскому, местная школа представляла жалкое зрелище, привели её в порядок, почистили, покрасили — добро пожаловать русский язык учить, однако.
Маленькая закавыка, узбекский знал только маленький братишка мамы, шустрый и умный, он быстро, как только дети умеют, научился разговаривать и охотно служил переводчиком на уроках новоиспечённых учителей.
Для быстроты и конспирации он часто переходил на идиш, явно незнакомый узбекским ребятишкам.
Я иногда пытаюсь представить эти уроки: мои тёти учат детишек русскому, растолковывает им по-узбекски мой дядя, пытаясь донести значения слов, вопросы детей переводятся на идиш и затем на русском возвращаются в виде ответов, тот ещё сумасшедший дом...
Однако и результаты появились, учителей там годами не хватало, многих забрали на фронт, даже такое обучение было даром неслыханным.
Завуч всё довольнее, дети уже сносно болтают по-русски, письму учатся...
Как однажды, зайдя на урок, она услышала идиш и у неё возникла идея преподавания иностранного языка, немецкого.
Как ни пытались ей объяснить, что между идишем и немецким существует большая разница — она и слушать не хотела, давайте хоть так их научим, хоть чему- то.
Делать нечего, учим узбеков идишу...
С помощью того же брата, теперь уже на двух языках, идут уроки.
История умалчивает, насколько всё это было успешно, война кончилась и они вернулись в Латвию, в свой городок, Минадора присматривала все эти годы за их домом... они его довольно быстро продали и перебрались в Ригу, спасаясь от тоски полностью уничтоженного местечка с призраками убиенных и убийц...
Бабушка уберегла свою семью, решив уйти с красноармейцами, никто из оставшихся не выжил.
Жизнь, однако продолжалась, пошли дети, внуки, правнуки и Узбекистан покрылся мифической дымкой.
Но если вы будете в Ферганской долине и встретите узбека с хорошим знанием идиша — это наши узбеки, детишки военных лет...
Если же вам нужен перевод с узбекского в районе Беверли-Хиллза — дайте знать, мой дядя-полиглот вам охотно поможет, я недавно его проведал, на слух его узбекский звучал вполне себе ничего...
Уже много лет преподаю органическую химию. Предмет сложный, конечно, студентам его учить тяжело, да и не больно охота многим. И чтобы не учить, они предпочитают друг у друга списывать. Вот и на последнем экзамене я в подробностях пронаблюдал, как два гаврика этим занимались. Проверил их работы — оба написали абсолютную чушь, но, чушь практически идентичную. Надо было, конечно, обоим двойки сразу поставить, но я решил поразвлечься — одному поставил двойку, а другому четверку.
Результат не заставил себя ждать, "двоечник" прибежал ко мне в кабинет с требованиями, дескать, у него и у его товарища одинаковые ответы, и он не понимает, почему он получил два, а его товарищ четыре.
Я сделал вид, что удивился, и попросил, чтобы они оба ко мне зашли для проверки. И ведь хватило же им ума, зашли. Я же, типа, экзамены перепроверил, поблагодарил обоих за честность, и "четверышнику" оценку тоже на двойку переправил.
А потом наслаждался видом из окна, как они друг на друга вопят, и кулаками машут.
Гимнаст-извращенец.
— Сань, а Сань! Я тут пока в госпитале лежал, вы какой-то зачет по брусьям сдавали. Как правильно упражнение называется, скажи, а? — вопрошал Ваня Пупкин у своего сокурсника.
Ваня Пупкин. Каким ветром этого паренька, имевшего рост метр пятьдесят в прыжке на коньках с батута, наивное веснушчатое лицо, уши,
навевавшие воспоминания о такси с раскрытыми дверцами, паническую боязнь противоположного пола (не уверен, что даже на настоящий момент он расстался с девственностью) и абсолютную отрешенность от мира сего занесло в академию имени Жуковского не знал никто. На занятиях по физподготовке он умудрялся смешно даже просто висеть на перекладине (если удавалось допрыгнуть). В итоге после попыток пяти сдать зачет по любому виду упражнений ему приходилось бежать к преподавателю, "ставить рапорт на стол", клятвенно заверять, что уж к следующему-то зачету он точно приобретет силу Геракла и телосложение Аполлона и умолять на этот раз как-нибудь уж поставить ему зачет. После чего капитан со вздохом убирал булькающий "рапорт" в ящик стола, посылал Ваню, которого кроме как "гимнастом" уже и не называл, взять в подсобке краску и кисть и что-нибудь подкрасить в спортзале и выводил в зачетной ведомости столь вожделенное Ваней "удовлетворительно". На этот раз Ваня умудрился больше месяца проваляться в госпитале, а наш факультет как раз за то время сдал зачет по брусьям по упражнению №N, что-то вроде "подход-выход силой-мах ногами-кувырок-ё@нуться-не сломать шею-отход", и вот теперь бедолага допытывался, как именно называлось то извращение на брусьях, заранее мысленно прикидывая литраж очередного "рапорта", который ему придется за него отдать…
— Короче так, Ванек, не кани! Брусья — это тебе не перекладина. Тут не надо заучивать всю последовательность движений, так как каждое упражнение имеет четкое название! То, что мы сдавали, называется…
Санек. Личность весьма неординарная. Личико ангелочка и душа дьяволенка. Если старушка спрашивала у него на улице, как бы ей попасть на Красную площадь, то после объяснений, данных ей с лучезарной улыбкой и светящимся в глазах желанием облагодетельствовать все человечество бедная бабуля отправлялась куда-нибудь в направлении станции Бирюлево-товарная…
До конца дослушать ответ Санька мне не дал рык капитана:
— Тащщщи курсанты! Строиться! В три шеренги становись! Так! Сегодня по плану занятий… (Далее последовал список программы по совершенствованию наших организмов) Все всё поняли? Вопросы есть?
— Тащ капитан! Курсант Пупкин! Разрешите обратиться! — раздался с левого фланга робкий голос Вани.
— А! Наш гимнаст! Ну давай, разрешаю, обращайся!
— Тащ капитан, а… Когда можно будет… Ну тем, кто не сдавал… Сдать зачет…
— Мля! Ты военнослужащий или где?! Ты тут не жопу мни, а громко и четко сформулируй свой вопрос!
Пупкин напрягся…
— ТАЩ КАПИТАН, РАЗРЕШИТЕ УЗНАТЬ, КОГДА МОЖНО БУДЕТ СДАТЬ ЗАЧЕТ ПО КУНИЛИНГУСУ НА БРУСЬЯХ?!
Повисла секундная пауза, затем третья шеренга легла… Первые две продолжали стоять, хотя от смеха ноги и подкашивались… Я скосил глаза на Саню — такое выражение лица я уже один раз видел… У моего кота, который со стола однажды целый пакет сметаны скинул… Капитан побагровел…
— Твою мать! По какому еще, нах… кун@лингусу? Ты у меня, гимнаст-извращенец, еще и по мин@ту на перекладине зачет сдавать будешь!
Слегла вторая шеренга… Первую положил последующей за этой репликой вопрос Пупкина, который стоял с уже малиновыми ушами и никак не мог понять причину всеобщего веселья.
— А что — все уже сдали?..
О наших учителях. С благодарностью и любовью.
В физматшколе-интернате № 45 при ЛГУ или "интере", как эту школу называют те, кто имел к ней отношение, было много замечательных учителей. И многих из них, не смотря на их строгость, мы очень любили. Даже припевка у нас там ходила: "Среди наших учителей каждый третий — не еврей". Но это
тоже было любя. На встречах одноклассников до сих пор с любовью и уважением звучат фамилии преподавателей —
Йонин, Наймарк, Беккер, Курляндчик... Причем, Беккер — был Борис. Прямо как известный немецкий теннисист тех времен. Только не немецкий. И не теннисист. Отдельно стоит упомянуть Терехова Виктора Максимовича, преподавателя физики. Добрый и забавный, как Винни Пух. Очень хороший физик. Правда, из-за того, что он был добрый, а я ленивый и пофигистичный, физику я почти не учил. Точнее, учил только то из физики, что всегда меня интересовало — механику. Статику, кинематику и динамику. На электричество и термодинамику честно положил с прибором. Но это ни в коем случае не вина Виктора Максимыча. Да и мне в последующей жизни в работе не требовалось, но это отдельная история.
Больше всех же, на мой взгляд, любили, боялись и уважали преподавательницу русского языка и литературы Наталью Павловну Соболеву. Это может показаться странным, всё-таки, физматшкола. И преподаватели по математике, физике и прочим естественно-научным предметам там были очень высокого уровня. Надо просто знать масштаб её личности, чтобы понимать отношение к ней. Она была очень строгим педагогом, люто "прессовала" за опоздания на урок. Терпеть не могла хамства и жлобства. Не выносила безграмотного письма и безграмотной речи. Но на уроках у нее всегда было очень интересно. Методы же ее бывали подчас нестандартными. Впрочем, нестандартными, возможно, они были для обычной школы. В интере же это были вполне общепринятые и допустимые педагогические ходы и средства. На зубрежку там особо не налегали, предпочитая чтобы ученик понимал суть. Однако некоторые вещи требовалось знать как "Отче наш"...
Например, как-то раз на тригонометрии в 9-м классе преподаватель раздал всем чистые листочки. Затем он попросил подписать их и пронумеровать строчки с первой по двадцатую. Далее он напомнил, что на предыдущем занятии задал нам выучить наизусть двадцать определенных тригонометрических формул. Причем, конкретно к этому занятию. Контрольная работа, которую он объявил, будет заключаться в беглом написании "ответных частей" формул. Не надо писать левую либо правую часть формулы и знак "равно". Напротив нужного номера строчки надо вписать только то, что находится по другую сторону от знака "равно". На заполнение каждой строки — всего несколько секунд. От одной до пяти. Только то время, которое требуется для записи. На вспоминание времени не дается. Формулы обязаны вылетать из мозга автоматически. Можешь, конечно, пытаться вспоминать, но преподаватель уже диктует номер следующей строчки и очередную часть формулы... Контрольная считается зачтенной, если правильно написано не менее восемнадцати формул из двадцати. Мы резонно уточнили — что с будет с теми, кто не сможет? А будет следующая контрольная. В которой будет уже сорок строчек. И право на ошибку только в четырех строчках. И так далее. В общем, когда мы с несколькими одноклассниками засыпались на очередной контрольной, написав не то по пятьдесят три формулы из шестидесяти не то по семьдесят одной из восьмидесяти, преподаватель смилостивился и сказал, что этого достаточно и нам впредь наука. Последние же формулы были к тому моменту уж совсем зубодробительными и "многоэтажными". Подозреваю, именно в этом была причина, что "пытка апельсинами" прекратилась. А не в гуманизме преподавателя. Ну или ему просто надоело.
Однако вернемся к Наталье Павловне. Как-то раз она дала задание всем непременно прочитать к определенному дню "Войну и Мир" Льва Николаевича. Чтобы все могли обсуждать роман со знанием вопроса. Нам бы сразу почуять неладное, но... "Безумству храбрых поём мы песню", как сказал бы Алексей Максимович. В означенный день на уроке вместо начала обсуждения Наталья Павловна раздала всем чистые листочки, попросила подписать их и пронумеровать строчки с первой по двадцатую...
Затем сказала, что на всё про всё у нас будет около двух минут. И подглядывать, а уж тем более подсказывать кому-то, времени не будет вовсе. Кто не справится - тому "2". Кто действительно читал - тот справится легко. Благо все будущие математики или физики. За эти две минуты надо будет написать двадцать имен героев романа "Война и Мир" — время пошло!
Что тут началось!! Хоть и будущие математики, но были мы во многих отношениях такими же подростками-школьниками, как и везде. И также, как и прочие школьники, пытались схалявить везде, где можно. Точнее, где нам казалось, что можно. Как позже призналась Наталья Павловна, не было ни одного года, чтобы хоть у какого-то одного ученика из ее классов не оказался бы в том списке поручик Ржевский...