Минувший день рождения Высоцкого напомнил мне эпизод из моей армейской службы. Ко мне подошел старшина Филипенко, и на нем, как говорится, не было лица.

— Тебя срочно вызывает замполит полка, — объявил он. – Признавайся, что ты опять выкинул?!

Мне и самому стало нехорошо: меня, обычного салагу-первогодка срочной службы, вызывает замкомандира части!

И ничего такого я не натворил, а за коллективную выпивку мы с двумя приятелями уже трое суток на губе отсидели. Тяжелое у меня об этом осталось воспоминание, но то – отдельная песня. Я пожал плечами и, сопровождаемый хмурым и подозрительным взглядом старшины, погрёб в штаб.

Подполковник встретил меня душевной, проникновенной улыбкой и выдал:

— Мы решили, что у нашего полка должна быть собственная строевая песня. Я бы сказал, даже марш — и глядит опять на меня как-то так поощрительно...

Ну, я ему:

— Хорошая, — говорю, — мысль.

И молчу. Тоже на него смотрю, только вопросительно.

— Ну, вот ты этот строевой марш и напиши, — дружески так говорит он. — Сроку тебе – трое суток. Передай своему непосредственному командиру, что на это время я освобождаю тебя от несения службы

— А почему я!? — изумился я без меры.

— Ты в музыкальной школе учился?

Какое-то время я потрясенно молчал, а потом вынужден был кивнуть. Меня, несмышленого еще дитя, родители действительно загнали в музшколу, да к тому же по классу баяна. Не то чтобы я не любил музыку, но баян я ненавидел, а все эти гаммы сводили меня с ума. Мне хотелось играть в футбол, а не торчать в музыкальных классах. Школу я под прессингом родителей закончил, после чего с профессиональной музыкой расстался навсегда, а баян как бы уронил из окна нашей квартиры на четвертом этаже.

Потом я понял, как о моем музыкальном образовании узнали в штабе: я указал это без всякой задней мысли, просто написав правду, в своей анкете. Тут я стал объяснять замполиту ситуацию: мол, я давно всё это дело забросил и т. п.

— Но ноты ты ведь помнишь? – вновь ошарашил он меня. И я опять вынужден был кивнуть.

— Тогда в чем проблема? Раз ноты знаешь — музыку написать, плевое дело!

Я, конечно, был наслышан, что в нашей армии полно дуроломов, но чтобы до такой степени… И ведь не старшина какой-нибудь с хохляцкого хутора всю эту чушь говорит – замполит, образованный человек, закончивший какую-то там академию.

Возражать, как я быстро уяснил, было бесполезно. А если бы я ему сказал, что к музыке ведь надо еще стихи написать, он бы мне, конечно, ответил, что, раз я учился в школе, то алфавит знаю и т. д.

В гарнизонном клубе мне дали раздолбанную гитару, и я в течение суток пытался на трех известных всем аккордах что-то там сконстролить. Но получался один сплошной, как бы теперь сказали, шансон. Понял я, что дело дрянь, и, похоже, светит мне в случае невыполнения приказа опять губа, как я уяснил из напутственных слов подполковника. И тут вспомнил я одну из песен Высоцкого.

Дело происходило в семидесятых годах, и Высоцкий имел тогда громадную популярность, но все же далеко не все его песни были широко известны, тем более в армии. Знали в основном хиты, которые исполнялись в кинофильмах, и те, что получили хождение при перезаписывании на магнитофонах. А песня-марш, написанная Высоцким к спектаклю "Павшие и живые", такого статуса не имела. Ее в пьесе должны были исполнять немецкие оккупанты, и там в частности были такие слова, которые меня особенно вдохновили:

"Все впереди, а ныне

За метром метр

Идут по Украине

Солдаты группы "Центр".

Дело в том, что наша часть дислоцировалась именно на Украине…

Я переделал текст и представил свой марш. Все его одобрили, только один парень-москвич ехидно так улыбался, но промолчал. Но я все равно его опасался – противный и кляузный был пацан.

И тут же выяснилось, почему была такая спешка с маршем. Оказывается, намечался строевой смотр, который периодически бывает в войсках, и его приедут принимать большие генералы – командир корпуса и зам. командующего армии. Что со мной было, когда я об этом узнал…

И вот строевой смотр. Сбоку, на возвышении, два генерал-лейтенанта. Мы проходим мимо них и дружно ревем: "Все впереди, а ныне, Сапог в сапог, Идет по Украине Наш двадцать первый полк!"

За строевой смотр часть получила оценку "отлично". Мне старшина наградил специальным призом – послал в наряд посыльным. Это действительно было серьезным поощрением – увольнительные нам, молодым солдатам, еще не давали, а посыльный имел право выходить за пределы части.

х@хол-старшина, конечно, знал, как я этим правом воспользуюсь. Денег у меня хватило только на чекушку, и той пришлось поделиться с потенциальным кляузником, чтоб меня не заложил.

А вскоре из политотдела армии затребовали ноты и слова нашего строевого марша. Но, к счастью, меня почти сразу же перевели в другую часть.

И мне жидкий азот напомнил о далеком прошлом. В начале 80-х годов прошлого века поехал я по патентным делам в Донецк, в институт по горноспасательному делу (ВНИИГД). Он находился на главной улице города и представлял собой целый комплекс многоэтажных корпусов с двумя замкнутыми внутренними дворами. Сидим мы в кабинете, который выходит окнами в один

По поводу ГАИшников.

Отдыхал я как-то в Турции. А в Турции, если кто не знает одно из главных развлечений для туристов — рафтинг. Есть недалеко от Анталии речка, не помню как называется, но это и неважно. Так вот, берега этой речки буквально кишат базами рафтеров, которые обслуживают туристов. Кстати, очень хорошо это делают. Речка довольно тихая, хотя есть там несколько шустрых перекатов и какое-то подобие порогов, но для непрофессиональной публики это как раз то, что надо. Кроме того, операторы там ведут фото- и видео- съемку и после сплава можно посмотреть и купить понравившийся материал. На этих фото-видео-кадрах вы выглядите так, как будто сплавляетесь не по спокойной, но шустрой речке, а среди ревущих валов.

Но это лирика. А теперь сама история.

Компаний, организующих данное развлечение там очень много, на реке просто тьма лодок (и байдарок и надувных катамаранов), и чтобы не потерять своих, командиры этого тура постоянно пересвистываются, перекрикиваются, чтобы держать свою группу на нескольких плавсредствах в поле зрения. Ребята эти — все турки, но, постоянно работая с русскими, русский выучили очень здорово. И вот, чтобы не только инструкторы, но и туристы понимали, что их очередной раз собирают в кучу, они перекликаются на русском. Один инструктор-турок свистит в свисток, а с другой лодки такой же турок ему на чистом русском кричит: "Чего рассвистелся, ГАИшник хренов? "

Русские в отпаде!

Расказал эту историю наш водитель. Дед его во время Отечественной танкистом служил, механиком-водителем на доблестной "тридцать четверке" воевал. Машина эта в те времена была чудом техники, Гансы за ней охотились дабы разобрать и какое-нибудь "ноу-хау" спионерить.

Так вот по существу...

После крупного танкового сражения (уже не помню где) на поле боя среди гор покореженной техники застрял танк нашего героя.

Застрял по пустяковой причине: срезало ему гусеницу, да и застрял он в грязи.

Экипаж гусеницу-то натянул, да выбраться не может, так как новая проблема — сели аккумуляторы и не заводится. Сидят, ждут подмогу, матерятся.

Как я уже говорил, очень немцам танк этот нужен был, даже отпуск внеочередной давали, кто его притащит в плен или как металлолом. А в отпуск кому же не хочется? Да еще когда вроде бы брошенный танк посреди поля стоит? В общем, на "Тигре" подкатили, буксир привязали, дернули...

Заводили машину с "толкача" когда-нибудь? Знакомо? Вот наши-то под шумок передачу-то и включили...

Бензиновый движок "Тигра" для вида попробовал потягаться с советским дизелем, но тщетно (владельцы дизельных джипов поймут), да и башня нашего "34-го" все-таки вперед была повернута, пушкой прямо немцам в затылок.

В общем, съездили в отпуск... Наши.

Мой одноклассник Авто еще в советской Грузии работал физоргом в военном санатории недалеко от Сухуми. Туда каждый год приезжал один генерал, кажется заместитель командующего ВДВ. Он приезжал охотиться с аквалангом на рыбу. Там скалы очень красивые и вода в море прозрачная как слеза.

Генерал всегда погружался только с Авто. Тот в подводном