чтобы странно читать это слово, но я знал хозяев домов, что ныне просто тихо уходят к земле. Осыпаясь и врастая, печально и молча. Кажется, что ещё недавно ты ходил в гости, сидел на крыльце и играл в прятки в сарае. На самом деле ещё недавно ты мог залезть в брошенный дом, посмотреть на улицу сквозь пыльные стёкла, и даже что нибудь смародёрить — ведь ты точно знаешь, что ни хозяева, ни их наследники уже не вернутся за чашками-ложками-накидушками. Знаешь, что всё ценное унесли до тебя настоящие мародёры. А сейчас во многие из этих домов уже и не войти — обвалились стропила и погребли под собой жилище.

Так вот блуждая по развалинам и глядя на потерявшие цвет полотенца и ровно стоящие галоши в покосившихся сенях, я думаю о том, что уходя из дома, люди не знали, что не вернутся. Они всё оставляли "до следующего лета". Выкручивали пробки из древнего счётчика, убирали в буфет чашки и закрывали дверь в дровник, просто подперев её палкой. Те самые полотенца и галоши оставались на своих местах — что им будет? И в самом деле, ничего. Они так и останутся висеть или стоять, ждать людей, которые никогда не вернутся. Люди часто уходя не знают, что "больше никогда". И дома тоже не знают.

Говорят, что прошлое надо отпускать. И ты вроде отпускаешь. А потом смотришь в навсегда потускневшие окна, и это самое отпущенное прошлое лыбится тебе щербатой улыбкой нищего в лохмотьях. Лицо у этого нищего неуловимо знакомое и в кармане у него яркие клочья воспоминаний и детские игрушки. Запах пыльной деревенской тропинки, земляничных ягод и солярки. Прикосновение огрубевших ладоней к выгоревшим волосам, тёпло воды в летних лужах и еловые ветки ближнего леса. А дальше от страшного заклинания "Помнишь? " уже нет спасения.

А когда ты начинаешь снова дышать, и слёзы благополучно упрятаны обратно, нищий сжимает в кулаке твоё сердце и шепчет: "Твой дом тоже может стать ничьим...". И вот здесь обязательно нужно гнать эти мысли и нищего тоже гнать. Чтобы глядя на магию светящихся в темноте наших окон верить, что всё и дальше будет хорошо. Хорошо и правильно. В доме будет гореть свет и топиться печь, которую сложил ещё мой прадед. И эти проклятые галоши в сенях будут дожидаться своих хозяев. ..

Т. Г. (с)

сельскому клубу подарить в рабство живого Стинга, никак не меньше…

Подавляющее большинство советских людей поселка, пианино никогда и в клавиши не видело, разве что только в кино.

А вот умел ли кто-нибудь на нем играть — этот вопрос так и остался открытым, жаль, что попробовать было негде.

Итак, долгожданный черный лакированный гроб прибыл на жд. станцию и директор кирпичного завода распорядился послать на разгрузку двоих рабочих поздоровее. Одним из них был мой дедушка Петя.

Дед мой был вообще очень здоровый и добротный мужик, несмотря на то, что всю жизнь в три смены отработал на кирпичном (тогда говорили не работал, а ишачил, что больше отражало действительность) и даже несмотря на четыре года не самой легкой войны в истории человечества, он сумел прожить целых семьдесят шесть лет. Прожил бы все — сто пять, как его мама, но подвел мочевой пузырь, простуженный во время зимних ползаний через линию фронта.

А тогда, дедушка Петя был еще довольно молодым и очень здоровым работягой с кирпичного и со своим напарником, играючи справился с разгрузочно-погрузочными работами.

Наконец новенькое, черное пианино красовалось посреди маленькой деревянной сцены и своим всамделишним видом подчеркивало окружающую реечно-фанерную убогость…

Работяги честно заслужили разойтись по домам, их сегодняшняя заводская смена на этом кончалась.

Напарник ушел, а дедушка остался.

Постоял около пианино, потрогал своими большими, шершавыми ладонями ослепительно-лакированные бока инструмента, присел на табуретку, осторожно поднял крышку и заиграл.

Вначале немного спотыкаясь, о чуточку расстроенные клавиши, а потом ничего, влился.

Чарующие нездешние звуки никак не вписывались в общую деревянную обстановку маленького зала.

Сельский клуб был безумно удивлен, он и представить себе не мог, что вот так запросто услышит внутри себя музыку Шопена.

В проеме двери показалась фигура.

Она нерешительно постояла некоторое время, пораженная волшебной музыкой и сделала гулкий шаг внутрь зала. Это был киргиз по имени Нурлан — местный сторож.

Музыка сразу оборвалась.

Сторож подошел к дедушке Пете, оглянулся по сторонам и тихо сказал:

— Андронов, ты смерти моей хочешь? Ну откуда ты такой на мою голову? Кто тебя просил?

— Нурлан, не выдавай меня, мы же с тобой фронтовики…

Сторож закрыл крышку пианино и ответил:

— Петя, если бы мы с тобой не были соседями, я сдал бы тебя куда следует. Иди и больше, даже рядом с клубом не появляйся. А лучше сам себе пальцы сломай, чтобы не надумал снова сыграть… Но только давай договоримся сразу – если тебя кто заложит, то ты меня не видел и я не слышал, что ты умеешь играть, как шпион…

— Спасибо Нурлан, ты настоящий друг.

Пианино, кстати, простояло после того, всего неделю и не потому, что украли, просто хиленькая киргизская сцена не смогла вынести такого огромного груза и внезапно под ним провалилась. Так мой дедушка оказался его первым и единственным пианистом.

А в ту ночь, дед уснул почти счастливым.

Ему снился огромный дом с садом, еще молодая мама, старшие братья – царские офицеры, погибшие в гражданскую, приснилась даже учительница музыки — полячка, она била мальчика линейкой по ручкам и визгливо покрикивала:

— О, Матка Босска! Петруша! Как Вы держите кисть…!?

стреляет пластиковыми "шариками с юбочками", похожими на пулю для обычной спортивно-охотничьей пневматики, только диаметром побольше, из деталей конструктора можно собрать и пистолет, и автомат, и винтовку.

Практически все детали пластиковые, пружинки слабые, шарики легкие – даже если в глаз попасть, синяком отделаешься в самом худшем случае.

Разработали, выпустили опытную партию и "выкинули" в продажу в тульском же детском мире. Смели чуть ли не за день. Штука интересная, детям нравится, взрослым тоже.

Через неделю в детских поликлиниках Тулы у врачей-ухогорлоносов, извините за выражение, случился наплыв пациентов различного детского возраста. С теми "шариками с юбочками" в носу. Врачи уже опытом начали обмениваться, кто чем и как эти шарики доставал и кто чем и как доставать собирается.

А главный врач одной из поликлиник оказался хорошим знакомым генерального конструктора того самого завода. И позвонил. Что, мол, вы там за хрень придумали, которую мы из детских носов каждый божий день выковыриваем? Не может быть, говорит генеральный конструктор, этот шарик и в мой нос не влезет, не то что в детский. Да что тут обсуждать, вот у меня на столе наборчик лежит, сейчас я эксперимент проведу, ты трубку не клади. И не успел доктор ему возразить, как шарик уже в генеральном носу очутился. И так плотненько, что шиш выковыряешь. Ну врач-то знакомый на проводе. Приехал, достал, проблем никаких. Подчиненным только подождать пришлось, не принимал генеральный никого. Руководитель с шариком в носу – это не руководитель, а черти что ведь.

Как шарик вытащили, генеральный тут же на селекторе половину кнопок нажал и всех на совещание вызвал, кто к разработке этого пистолета-автомата отношение имел. Собрал всех за большим столом, врача тоже пригласил, и говорит:

— Меняйте, нафиг, диаметр шариков. Дети в нос засовывают, хорошо что в ухо не лезет.

А ему все почти хором:

— Не может такого быть, товарищ генеральный конструктор, эти пульки и в наши носы не влезут — не то что в детские. И за шариками шустро так потянулись.

Не успели генеральный с доктором народ предупредить, а может и специально с этим не торопились…

В общем, из десятка носов шарики в четыре не влезли. А в остальных замечательно так разместились – хрен достанешь. Доктор на генерального над очками своими внимательно посмотрел: ты мне сразу скажи, еще кого на совещание приглашать будешь, или сейчас у этих инородные предметы из головы извлечем и на этом закончим?

Генеральный, конечно, ржет, ему-то уже нормально без шарика, извлекай, говорит, из их инородных голов наши предметы, и смеется. Остальным не смешно нифига. Сами попробуйте чего-нибудь в нос засунуть, поймете тогда. Грусть, печаль, тоска и безысходность.

А диаметр шариков поменяли, конечно. Это проще, чем диаметр носов менять.