Гостиница была солидная, 4звезды, что для Парижа вполне удовлетворительно, центральный подъезд выходил на достаточно оживленную, хотя и традиционно узковатую улицу, за углом — Opera. Как-то раз, при подъезде к центральному "крыльцу" увидел следующую картину.

Напротив "крыльца", прямо передо мной останавливается шикарный "Ягуар", за рулем — мужичок лет сорока очень солидно одетый. "Ягуар" перекрыл всю дорогу. Я торможу ( останавливаюсь) и жду. В сопровождении швейцара из гостиницы выходит очаровательная женщина в вечернем платье с глубоким декольте. Я жду. Мужичок чинно и с достоинством вылезает из машины, надевает пиджак и степенно обходит ее (машину) кругом, томно вращая на указательном пальце ключи. Я жду. Мужик, учтиво кивнув швейцару, подходит к "мадам". Его лицо расплывается в восторженно-слащавой улыбке. Я жду. Мужик, галантно наклоняясь, целует даме руку и, размеренно разогнувшись, слегка обнимает ее за талию. Некоторое время они смотрят друг другу в глаза и улыбаются. Я жду. Потом мужик, которого я уже почти ненавижу, жеманно открывает дверь "Ягуара" и предлагает даме сесть. Та снимает шляпку и, показав в разрезе платья кружевные челки, усаживается. Я жду, нервно поглядывая на часы. Мужик закрывает было дверцу, но в последний момент решает еще раз поцеловать спутницу. К моему довольно глубокому сожалению, поцелуй выходит, почему-то, долгий, но вовсе уже не эротичный (на мой взгляд). Я жду. Захлопнув, наконец, дверцу, мой мучитель вновь обходит машину, довольно проворно снимает пиджак, вешает его и усаживается на водительское место. Я почти счастлив. Однако сквозь небольшое заднее стекло "Ягуара" я вижу, что его гнусная лапа ползет вдщль спины женщины, и они сплетаются в долгом поцелуе.

Тут я не выдерживаю и, преодолев стеснение иностранца и языкового барьера, подбегаю к "Ягуару" и яростно объясняю этому гаду, что он закрыл мне всю дорогу, да еще и не торопится. В ответ на это мужик жеманно извиняется, говорит, что немедленно исправит свою ошибку. Я, продолжая материться, возвращаюсь за руль своего авто, смотрю вперед и чувствую, что мне срочно и за любые деньги нужен ручной гранатомет: МУЖИК ВКЛЮЧИЛ "АВАРИЙКУ" и продолжает целоваться!

удастся заставить читать труды основоположников, но конспекты, вещь сугубо материальную, требовали от каждого и тщательно проверяли, нет ли подлогов, замены обложки с фамилией, сличали почерк в конспекте и в рабочей тетради, расписывались на каждой странице конспекта и т. п.

Большинство из нас с этим фактом смирялось и тупо, но добросовестно перекатывало конспекты друг у друга. Смысл текста сохранялся в голове максимум до конца написания строки, на переписывание уходило несколько часов в семестр, но это был самый дешевый и надежный способ отбыть номер. Но были и такие, кто откладывал переписывание на последний момент — не проскочу, мол, тогда и сяду переписывать. Есть у меня друг детства и тезка, Лешка, человек редкого остроумия, острого ума, обаятельный как черт и страшный лентяй (был тогда, по крайней мере, — сейчас мы живем в разных странах и редко видимся). Всю школу мы проучились (и провеселились) вместе, а в институты пошли разные — я в МАДИ, а он в МАИ. А зверели там в Авиационном преподы научно-коммунистические, как я понимаю, еще хуже чем в нашем Автодорожном. И вот однажды, звонит мне мой друг и говорит: "Дай конспекты, завтра экзамен". Программа, как понимаете, по этому делу во всех институтах одинаковая, так что конспекты — те же самые. "Да приезжай, — говорю, — и бери хоть все." Ну, он приехал, конспекты взял, обложки на тетрадях, естественно поменял, назавтра на экзамене подает их преподу. Тот берет стопку из 5-6 тетрадей, кладет перед собой на стол и начинает очень тщательно их просматривать, перелистывая по одной странице. Леха терпеливо ждет, с интересом разглядывая страницы конспекта вместе с преподом — оба они видят содержимое этих тетрадей в первый раз в жизни. Примерно в середине третьей тетради препод вдруг резко останавливается и разглядывает страницу: очередной конспект кончается выше половины листа, а на оставшемся месте — рисунок. Вполне пристойный, не надейтесь, но странного, мягко говоря содержания. Нарисована довольно большая птица курицеобразного вида (рисовальщик из меня никудышный, но то, что это птица — понятно) с открытым клювом, и из этого клюва, как в комиксах, такое облачко и в нем написано: "Я — Дебрь!". Препод слегка фигеет, смотрит искоса на Лешку - тот невозмутим, как египетский сфинкс. Ничего пока не говоря, препод переворачивает еще одну страницу. Здесь конспект идет уже до половины страницы, но нарисована точно такая же птица, правда поменьше, и у этой птицы из клюва слова: "Я — Цыпль, сын Дебря!". Терпение препода кончается, он резко поворачивется к Лешке и в раздражении кричит: "Это что!!!??? Что это такое, я Вас спрашиваю!!!???" И вот мой Леха поднимает свои ясные голубые глаза от тетради, смотрит прямо в лицо преподу, и очень тихо, и очень медленно, не мигая, без тени улыбки (представляю, чего это ему стоило), своим низким ceксуальным басом, но тоном, каким ребенку объясняют азбучные истины, говорит: "ЭТО ЦЫПЛЬ, СЫН ДЕБРЯ!". Еще несколько секунд они смотрели друг на друга, после чего препод улыбнулся, взял зачетку и поставил требуемую отметку, какую — не знаю, но большего Лешке не было нужно. Когда он приехал ко мне вернуть конспекты, то первым делом, прямо с порога с укоризной сказал:

"Предупреждать же надо!" и рассказал мне всю эту историю. Самое трудное было, по его словам не заржать над этими картинками прямо там на экзамене — ведь этим самым он выдал бы, что сам видит их впервые. Но все, как говорится, обошлось...