чертова болезнь Паркинсона. Когда я очень скучал, то просил маму подержать телефонную трубку у его уха. Тогда мы с ним и перебрасывались несколькими фразами. А говорить с ним было не сложно — ум у деда оставался по-прежнему ясный, и его чувство юмора никуда не пропало.

Он родился в 1915 году, в Одессе, а детство провел на Голой Пристани — в доме своего отца, Петра Тимофеевича Сидорова, главного управляющего массандровских винных подвалов Его Императорского Величества.

Дед же мой много что за свою жизнь повидал. И убитую красноармейцами маму — в ту злосчастную ночь 1927-го, когда по их душу пришли, а Петр Тимофеевич, мой прадед, отстрелялся, и ушел с гувернанткой и подростком-дедом по к счастью замерзшему Днепру. Моя прабабка, дедова мама, Мария Кремли-Сидорова, увы, тот налет не пережила. Потом у деда с прадедом был Ташкент, тиф (дед два раза болел) потом много еще чего, и, наконец, Казань.

Прадед был мастером своего дела, виноделом высшего класса, так что меня не удивляет, что его не посадили, не расстреляли, а назначили директором казанского винодельного завода. Трясли НКВД-шники их, правда, регулярно, но всегда без толку. Прадед мой не с той службы на новый пост пришел, чтобы воровать начать.

А дед закончил рабфак, и, работая слесарем, поступил в КАИ, уже имея корочки мастера 7-го разряда. Талантливый он был, механик от бога, хотя и придирчивый. Бабушка его потом часто миллиметром называла, хотя на мой взгляд — микроном было бы правильнее. Отучился в КАИ он как-раз к началу войны.

30 июня 1941 он женился на моей бабушке, Евгении Яковлевне Майоровой, тогда студентке казанского финансового-экономического (мы этот институт в Казани "кофейником" называем), и сразу со свадьбы ушел делать сначала Катюши, а потом самолеты-штурмовики на казанский авиационный. Два раза сбегал с завода, хотел на фронт попасть — возвращали. Слесарь 7-го разряда — это не шутка.

В 1943 родилась моя мама, а в 45 война закончилась. Дед поступил в аспирантуру, защитился, и в конечном счете стал доцентом на кафедре аэродинамики в своей альма-матер. Эту самую аэродинамику студенты долго потом еще сидородинамикой называли. Были у студентов на то причины.

И вот в Казани, уже в зрелом возрасте, далеко за тридцать, подцепил мой дед страстишку. Да нет, не то, что вы подумали. Курить он бросил еще в 25 лет, когда почувствовал, что втягивается, к вину относился всю жизнь как к деликатесу, хотя все марочные вина безошибочно распознавал с первого глотка. Я ему, уже будучи аспирантом в Праге, как-то из Венгрии, из какого-то погребка, его родной массандровский мускат билый червонного каменю привез. Опознал дед вино, даже не попробовав, по запаху. Хотя на то, что в России тогда под этим названием продавалось, он ругался по-черному. Да и еще бы. Виноград под этот мускат ведь дедов дед, Матвей, в Крыму приживать начал, и моему ли деду было не знать, как тот мускат пахнуть должен? Что и как у деда с женщинами было — мне не ведомо, не спрашивайте, так что, о страстишке я пишу совершенно о другой.

Мой дед подсел на грибы. Точнее, на тихую грибную охоту. И так подсел, что до самого конца, пока ходить мог, от страсти своей не отказывался.

У деда к грибам своеобразное отношение всегда было: для него достойных пород существовало всего четыре — белые, грузди, подгруздки, и рыжики. Только в начале июня он возил нас всех на подберезовики — до белых нужно было подождать, а грибы собирать ему хотелось всегда, и длинная зима его раззадоривала так, что мало не покажется.

Всем своим грибным местам дед давал названия: Змеиная горка (там он с гадюкой за боровик спорил), первая, вторая, третья Грива (представления не имею, почему так он эти места назвал, это все подберезовиковые раздолья были), львиный холм (отдельная история, не поверите, но там к моей бабушке львенок выскочил, и лизаться с ней стал. Это его работники казанского зоопарка на природу вывезли, а он, поросенок, отвязался). И общепринятое название — Кордон. (Был у нас недалеко от дачи какой-то кордон в какое-то время, так название и закрепилось).

Меня дед к собиранию грибов приучил в возрасте, когда я не то что говорить, я и ходить толком-то не умел. А режим у нас был строгий. Перед "грибалкой" вставать нужно было так, чтобы успеть на первое место еще до восхода солнца. Почему так? Точно не скажу, но дед на своем твердо всегда стоял. А потом отмахиваешь километров 20-30 с ним, по всем местам, и тащишь на себе корзинку с тем, что собрал, сам тащишь. Думаете, тяжело? Да ни фига! Да я бы драться сразу полез, предложи мне кто эту корзинку за меня понести. Мое! Я нашел! Не трогай!

Вот, как-то мы на эту змеиную горку и поехали, перед рассветом. Место это в сосновом бору — красиво там очень, ну, да мне, пятилетнему карапузу на крастоту тогда наплевать было. Я грибы искать приехал. Дед убежал сразу по своим местам, а бабуля-Женя со мной осталась, конечно. Вот мы с ней и пошли, вперевалочку. Она мне сказки рассказывала, и мимоходом упражнениями по математике напрягала, а я башкой во все стороны крутил. Вот крутил-крутил, и остолбенел вдруг. Потому что увидел огромный, роскошный боровик. Воооот тааакой!! И застыл на месте. Бабушка боровика сначала не заметила, почувствовала, что я остановился, и меня за руку дерг — а я все стою, рот раззявя. Она тоже посмотрела. Там сложно не заметить было, это был гриб-грибов, и совсем не старый, кстати, не боровик — а мечта грибников. Подошли. Бабуля присела, а я скакать начал, вопя: "Гриб нашел, гриб нашел! "Даже и не вспомню, когда у меня еще такое счастье было...

С дедом встретились часа через два. Что-то он собрал, конечно. Но когда он увидел моего боровика-чемпиона, только руками взмахнул. Я был такой гордый!)))

По возвращению все белые мы обычно сушили над плитой на зиму, разрезав их на дольки. Но, видимо я так смотрел на своего красавца-боровика, что дед сделал для него исключение. Мы его засушили целиком. А потом я отнес этот сушеный гриб в свой детский сад, и нам всем, всей малышне из моей группы, наша детсадовская повариха сварила из него суп.

Я грибов в самом разном виде много покушал, но вкус того супа помню до сих пор.

Да, самое главное. В последний раз когда я с дедом разговаривал, он меня спросил: "Помнишь тот твой боровик на Змеиной горке? "Я сразу понял, о чем он. "Да", — говорю, — "А что? "Дед с ответом задержался, рука у него сильно тряслась. Дерьмовая это болезнь Паркинсона, все-таки. Но потом он собрался, и вдруг спросил: "Ты если приедешь, свози меня туда, а? Вдруг там еще один такой боровик вырос? "

собрался, поехал. Дверь в подъезд открыта, в дверях мужик лет 35, немного окосевший от принятого вовнутрь, видимо по поводу выходных. Прохожу мимо, он увидев-таки своим окосевшим взглядом человека в форме заинтересовался:

— а Вы хто? ну можно было конечно и мимо пройти молча, но я ответил:

— пожарный и иду дальше, а мужик не унимается:

— а Ваши документы покажите! мысленно послав его далеко-далеко иду дальше, и вдруг слышу сзади пьяный крик на весь подъезд:

— ко мне! я сказал иди сюда! секунд 10 простоял пытаясь до конца прочувствовать весь смысл происшедшего, а мужик всё орёт:

— я кому сказал, ко мне! я решил, что разговаривать не буду, просто пойду и вежливо стукну его кулаком по лицу. Апперкот бить слишком жестоко, крюк в условиях тесного прохода тоже не прикалывал, поэтому решил бить правый прямой (в левой руке папка дежурного). Подхожу совсем близко, вот уже в полуметре от того расстояния с которго я могу пробить, а мужик то ни грамма не волнуется... и тут, к нему подбегает маленькая такая собачка. Я в ауте. Разворачиваюсь на 180 градусов и иду по своим делам, размышляя о том, что вся наша жизнь состоит из случайностей. А что если бы собачка вовремя не послушалась...

просто фантастика!

Как известно в каждой шутке есть доля шутки, остальное все правда. Так вот для серьезных исследователей всегда представляются интересными критические ситуация в которых вроде бы уже все предопределено, но при этом идет не по сценарию. Так австрийский врач невролог и психиатр Ю? лиус Ва? гнер-Я? урегг искал новые средства для лечения прогрессивного паралича — психоорганического заболевание сифилитического происхождения, характеризующееся нарушением психической деятельности с формированием стойкого дефекта вплоть до деменции.

Доктор не пошел по классическому пути проб и ошибок, а выбрал правильную творческую стратегию, он стал изучать истории тех больных которые были обречены, но странным образом выздоравливали и обнаружил, что многие из них переболели болезнями, протекающие с сильной лихорадкой: туберкулез, тиф, малярия. Ну туберкулез и тиф слишком опасны, а вот малярию, тем более искуственно привитую можно вылечить за три дня обычным хинином. Результаты экспериментов были ошеломляющие — 85% выздоровления. Причиной тому было то что малярийная инфекция стимулирует деятельность имунной системы, а высокая температура борется со спирохетами. Ю? лиус Ва? гнер-Я? урегг обосновал принципы "раздражающей" терапии, последняя применялась им также при лечении сифилиса, невросифилиса, рассеянного склероза, шизофрении. И в 1927 он получил Нобелевскую премию по физиологии или медицине "За открытие терапевтического эффекта заражения малярией при лечении прогрессивного паралича".

Но вскоре Эрнсту Чейну и Хауарду Флори удалось получить очищенный пинецелин (сам пеницилин был отркыт Александром Флемингом в 1928) что произвело переворот в лечении сифилиса и в конце 40-х малярийная терапия представляла собой чисто исторический интерес, так же как история пейджинговой службы во времена когда сотовый телефон стал всем доступен.

Так что когда вам кто-нибудь скажет, что предложенный способ решить проблему, это то же самое что лечить одну болезнь другой вспомните что когда-то это сработало.