знакомый хирург-уролог, что есть у него портной, он ему маленькую услугу оказал в отношениях с военкоматом, так что тот ему должен, а уролог должен мне тоже за маленькую услугу не скажу какую. В общем бартер.

И вот приезжаю я на дом к мастеру, а встречает меня малолетний [ман]дюк. Я несколько ошеломлён, но не подаю виду, мало ли внешний вид. А он тем временем показывает мне крутую швеймашинку системы Зингер, чуть ли не дореволюционную и даёт журнал с фасонами, типа, выбирай. Ну я выбрал, а он такой — выбирай фурнитуру, всякие кнопки-заклёпки, подкладка, тут я спасовал — на твоё усмотрение, грю. Ну, натурально, обмерил он меня рулеткой во всех нужных местах, назначил дату примерки. Примерка прошла хорошо и через пару дней я надел новую куртку. Оч понравилась, потом спрашивали, где купил такую.

ЗЫ. Я ему позже что-то ещё заказывал и через полгода-год он мне признался, что кожаную куртку шил для меня впервые в жизни. Я был готов убить его, а потом поразмыслил. Тогда он по максимуму старался, не дай бог, что не так, кожу нельзя перешить, дырочки от прежних швов видны будут, это не ткань.

ЗЗЫ. Носил её лет 15!

— А я теперь иначе смотрю, — отвечает второй.

— Платишь — и благодаришь. Вот я налог перечислил — и мысленно отправил его на дорогу. Думаю: спасибо за то, что мои фуры теперь по ровному асфальту катят. Мысль материальна!

Первый фыркнул, но у него это засело.

Прошёл квартал. Встречаются снова.

— Ну что, как тебе моя методика? — спрашивает спокойный.

— Полегче стало?

— Ещё как! — отвечает первый.

— Я твою идею до ума довёл.

— Отдел доставки перевёл на самозанятых. Всё законно. А перед этим представил: именно на эти деньги у управы не хватит сил в сотый раз плитку у моего склада перекладывать. Смотри — уже три месяца лежит, нетронутая. Может, совпадение…

— С Васиным из "Ромашки" тоже провернули ротацию: его бухгалтер ко мне, мои ребята к нему на аутсорс. Бумаги чистые, нагрузка полегче. А премии частично в дивиденды.

— И, оформляя это, я представил, что на нашу экономию у бюджета не хватит средств расширить одно очень усердное ведомство. То самое, что любит причесывать в интернете всё подряд. Ну… надеюсь, прокатит.

Спокойный партнёр улыбку держит, но глаза у него округлились.

А первый его по плечу хлопает:

— В общем, твоя методика про "куда добавить", а моя — про "откуда убавить". Ты визуализируешь целевое финансирование, а я — целевое недофинансирование. Вот и вся гармония.

Я послушал эту историю и подумал, что гениальность — она в глазах смотрящего. Или в мыслях думающего.

вот, этот мастер был немец. Натуральный немец, рожденный в Германии. В 40-вом его забрали в вермахт, отправили на войну, пулеметчиком. В 44-м под Мозырем (сколько помнится) он, раненым, попал к нам в плен. Там скоро был замечен лагерным начальством, как квалифицированный специалист, добросовестный работник и в целом благонамеренный субъект. Поэтому его расконвоировали и отправили на местную мебельную фабрику, тогда изготовлявшую разные деревяшки военного назначения.

Там он со временем сошелся с нашей девчонкой (которой, к слову, тогда едва исполнилось 13), год-два спустя женился на ней, и да так и остался в СССР. Учить пацанву столярному делу его позвал сам директор того ПТУ. И своим ученикам этот самый Гельмут Штроббе любил повторять: "Ребята, старайтесь делать хорошо. Плёхо, оно само собой получится".

Но это все так, между прочим, а по сути: однажды я вертелся около дворовой беседки, где как раз имели место быть воскресные соседские посиделки. За бутылочкой, разумеется. По ходу дела подслушал их разговоры. И вот, кто-то из мужиков, уже поддатый, и спрашивает Гельмута:

— Слышь, Геля, а тебе тут с нами не страшно? Ты же против нас воевал!

Тот отвечает:

— Я знаю, ты тоже воевал. Честно. И я воевал честно. Если хочешь подраться, то пошли. Но сначала я вот что скажу: воевать с вами, да, страшно. Очень страшно. Но дружить с вами – зер гут, очень хорошо. И женщины ваши очень хорошие, лучше наших.

— А чем же лучше?

— Ну, вот, смотри. Там, в Дёйчланд, моя фрау дала бы мне пять марок на выпивку. Или десять марок. Или даже пятьдесят марок. То, что немцы жадины, это враки. Но, когда я вернусь из гаштет, она бы вычистила мои карманы, и забрала бы обратно все, что осталось. А здесь моя Варя так не делает.

— А как?

— Смотри. У меня хорошая зарплата. И еще я беру заказы со стороны, у меня есть приватные ученики. Вот, новый месяц. Мы с Варей раскладываем, что есть, что точно будет. Считаем, сколько за что надо заплатить, что нужно купить. Откладываем на черный день. Что осталось, делим поровну на личные нужды. Я не спрашиваю ее, откуда у нее новые духи. Или кофточка. Она не спрашивает меня, на что я выпиваю. Или покупаю бензин для мотоцикла. Я знаю, что она мне верна, а она знает, что я лишнего не потрачу.

— Да, мы знаем: баба твоя толковая, домовитая… Слышь, а вот шнапс? И водка? Что лучше?

— Шнапс, он немножко другой. Здесь много зерна, в Германии много картошки. Но хороший шнапс не хуже хорошей водки. А дрянная водка не лучше плохого шнапса. Эст ис аллес гут, абер вир вил шпрахен. Это все хорошо, но мы много наговорили. Драться будем?

— Да ну, зачем же. Все путём. Не парься.

— Так давайте еще выпьем. Дамит аллес иммерберал гут вар. Чтобы все всегда и везде было хорошо.

P. S. Мое мнение (непосредственное, но сугубо личное) о теперешних немцах – дебильный пе[тух]ический отстой (извиняюсь). Но, если такие вот Гельмуты Штроббе там еще не вовсе перевелись, то и для Германии не все еще потеряно.