Из книги Иосифа Прута:

С Сергеем Михалковым я дружу, пожалуй, года с тридцать пятого. Вы знаете о его небольшом дефекте — речевом. Как-то шел он по улице Горького, увидел меня, подходит, взволнованно что-то пытаясь сказать. Я его опередил словами:

— Если насчет денег, даже не заикайся!

Надо заметить, когда речь шла о деньгах, он… не заикался!

— Н-нет! Я иду… из ре-ре-дакции "Пра-авды". С-с-да-ал… — Пауза.

— Две-две-ести строк.

— И абсолютно не заикаясь добавил: — Получил сто сорок рублей. Правда, здорово?!

Уже в послевоенные годы мы поехали с Сережей Михалковым в Одессу, намереваясь писать сценарий.

Сергей говорит:

— 3-значит, так: восемь часов спим, д-два часа работаем, д-два часа гуляем, д-два в день — на еду, д-два — на баб, еще д-два часа мне, чтобы вылечиться от з-заикания. В Одессе это умеют…

И вот тут-то произошел знаменитый диалог писателя с милиционером. Дело было на одесском вокзале: долговязый Михалков видит маленького милиционера. Манит его к себе пальцем и произносит:

— А с-скажите, где тут у вас з-знаменитая школа з-заикания?

Милиционер, настоящий одессит, в ответ:

— 3-зачем вам школа? В-вы же и так в-великолепно з-з-заикаетесь!

Был у нас одногрупник Вася, с которым пить мы боялись. А то пи3*ец. А ему хоть бы хрен — НИКОГДА его не видели напившимся и наверное поэтому — НИКОГДА трезвым. Всегда типа чуть-чуть наметле и хрен скажешь, сколько выпил.

Так вот — сдавали мы какой-то устный зачет. Я шел последним, а он передо мной. Препод свой лимит двоек уже исчерпал и сидит добрый такой. Ну подходит Вася к нему с пустым листом отвечать и мычит что-то грустно. А препод уже так раздобрел, что все равно решил ему поставить зачет — и поэтому, дав ему учебник, посадил обратно "подготовиться". Так вот я уже ответил, иду к двери и вижу — Вася идет к преподу обратно с книжкой и листиком. "Сволочь", — думаю, — "мне бы так легально переписать", и вижу — он кладет учебник перед преподом и тихо так бубнит: "Вот. Я здесь нужное

ПОДЧЕРКНУЛ". .........

Выходил я лежа. Зачет ему поставили.

Януш Корчак. Пoльcкий педагог, писатель и врач. Он отказaлся cпасти свою жизнь тpижды.

В первый раз это произошло, когда Януш принял решeние не эмигрировать перeд оккупaцией Пoльши, чтобы не оставлять "Дом сирот" на произвол cудьбы накануне войны с нацистами.

Во второй раз — кoгда отказался бежать из варшавского гетто.

А в третий — когда все обитатели "Дома сирoт" уже поднялись в вагoн поездa, отправлявшегося в лaгерь, к Корчаку подошeл нациcт, офицер CС и спроcил:

— Это вы нaписали "Kopoля Mатиуша"? Я читал эту книгу в детcтве. Хоpошая книга. Вы можете быть свободны.

— А дeти?

— Дeти поедут. Hо вы можетe покинуть вагон.

— Ошибаетесь. Не могy. Не все люди — мерзавцы.

A чeрез несколькo дней, в концлагеpе Tрeблинка, Корчaк, вместе со своими дeтьми, вошел в газoвую камeру. По дороге к смерти Корчак деpжал на рукаx двух самых маленьких детей, которые ничего не подозревали, и расскaзывал им cказку.

Сегодня узнала, как у сестры подруга вышла замуж.

Захотелось ей кокос. Купила она его, приперла домой и начала вскрывать.

Час вскрывала, два вскрывала, ничего не получается. А жила она на 5 этаже, внизу была асфальтовая парковка. Решила она сбросить кокос вниз, чтобы тот разбился. Дождалась, когда стемнеет, и на улице никого не будет. Парковка освещена. На всякий случай взяла бумажку, написала не неё "Кокос не жрать", спустилась и положила на асфальт. Поднялась и со всей дури кинула кокос из окна. Когда спустилась, на асфальте рядом с "запиской" сидел парень, контуженный, но в сознании, что было удивительно. А в руках — кокос. ЦЕЛЫЙ. Подруга выбежала в ночнушке, практически, в чем мать родила, испуганная, звонит в 03, едет с ним в больницу. Так и познакомились.

Со слов "мужа": "Иду я домой, никого не трогаю, вижу на асфальте листок, подхожу, читаю "кокос не жрать", останавливаюсь и оглядываюсь. Никого.

Стою с минуту и слышу свист такой сверху. А дальше — как в тумане. Когда очнулся, был уже женат. "