сторона: густая тишина после. Восторг приедался. Новая сумочка становилась просто сумочкой, а поездка на море — просто воспоминанием. И он оставался с просто женщиной. А ему снова хотелось фейерверка. Он уходил — чтобы повторить эксперимент.

С Катей всё началось как обычно. Подарок — вспышка счастья. В голове он почти услышал щелчок таймера: ну, ждём фазу охлаждения, когда восторг выдохнется и снова станет "просто".

Но что-то пошло не так. Катя не тускнела. Блеск от безделушки гас, а вот её внутренний свет — нет. Не ослепительный, а ровный, тихий, почти домашний. Таким с ним ещё не бывало, и от этого внутри чесалось странное, щемящее любопытство. Не тот фейерверк, но почему-то тянуло остаться.

Он уехал в командировку на месяц, а вернулся на десять дней раньше. Без предупреждения.

Дверь скрипнула — и он застыл. Квартира была… разобрана. Не грязная — именно разобранная, как шкаф, вывернутый наизнанку. На полу коробки, стопки альбомов, запах пыли и бумаги. Катя сидела посреди, бледная, с синяками под глазами. Вид у неё был виноватый, будто её поймали за чем-то странным.

— Что случилось? Мы съезжаем?

— Нет… — она сгорбилась.

— Я просто не успела закончить.

— Закончить что? Уборку? Так мы можем нанять кого-нибудь!

— Не уборку, — она покачала головой и посмотрела на него с такой ясной усталостью, что у него внутри что-то хрустнуло.

— Внутреннюю. Домработница приберёт квартиру, а внутри… только я.

Он опустился на пол напротив. На раскрытой папке — надпись "Институт". Старые конспекты, фотографии. На одной — она, худая, серьёзная, в группе студентов.

— Зачем тебе это?

— Напоминание, — тихо сказала.

— Меня тогда бросали, потому что я "слишком серьёзная". Мне нужно было перестать бояться, что ты увидишь во мне ту зануду и уйдёшь.

Она перелистывала дневник.

— Твои подарки… они как стимул. Сначала — взлёт, эйфория. А потом — спад. Ты это чувствуешь.

— Что я чувствую? — нахмурился он.

— Ждёшь, — выдохнула она.

— Когда мой восторг иссякнет, чтобы снова подпитать его. Но мой ресурс…

— Какой ещё ресурс? — раздражение щёлкнуло само.

— Ресурс быть яркой! — почти выкрикнула она и сама вздрогнула.

— Я не могу вечно сиять, как новогодняя ёлка! Это выматывает! И я видела, как ты смотришь на женщин, когда гирлянды на них гаснут.

Она замолчала, потом хрипло добавила:

— И я подумала… это тупик. Ты — будешь бежать, я — бояться. Мы оба устанем. Что если я попробую иначе? Не вспыхивать, а гореть. Ровно, долго. Чтобы тебе было хорошо просто потому, что я есть, а не потому что я сверкаю. Это ведь лучше, правда?

Он молчал. Горло перехватило. Проще было бы, если бы она закатила истерику — с этим он умел справляться. А вот с её тишиной — нет.

Он сжал кулаки, чувствуя, как рука уже тянется к привычной двери для бегства. Но взгляд зацепился за её пальцы — дрожащие, с ободранными ногтями, сжимавшие старую фотографию. На снимке — та самая серьёзная девушка, которую когда-то кто-то посчитал "скучной". И эта же девушка теперь, уставшая, упрямая, пытается построить новый мир, где его щедрость — не единственная валюта.

Гнев схлынул, осталась только ясность. Вся его жизнь — погоня за фейерверками. А она, оказывается, всё это время в тишине раздувала камин. Не ради яркости — ради тепла.

— Знаешь что, — сказал он, — давай я помогу тебе дособирать этот хлам. А потом просто посидим. Без повода.

Она кивнула. В её глазах, усталых и красных от бессонных ночей, светился не всплеск, а ровное, тёплое сияние — человеческое, настоящее. От которого, к удивлению, захотелось остаться.

Летом там было неплохо, осенью эта площадка превращалась в некую жидкую субстанцию, машина увязала в грязи по колено, человек – по развилку. Но деваться было некуда, ставили, потом выбирались, такая жизнь была.

И был у меня волшебный совершенно сосед, который однажды, не получив от меня на опохмел, проколол нам все 8 колес (машин в семье было две). В каждом колесе было по 16 дырок. Это коррида была, конечно, как мы с ним воевали. Но это было чуть позже, а тогда я еще не подозревала о том, что нахожусь в состоянии войны с соседом.

И вот, короче, я с утра сажусь в свой девятый жигуль, завожу его и бодро сдаю задом, чтобы выехать из этой грязи на асфальт и попилить по делам. И вдруг слышу неприятный скрежет в районе днища. Выхожу, смотрю, что случилось, и вижу, что под днищем у меня – огромный бордюрный камень. Эта дрянь положила мне его под задние колеса в надежде, что я не буду обходить машину и проверять, что там как, а сразу сяду и сдам назад. Расчет оправдался. Машина легла днищем на камень. Я задумчиво вытащила домкрат и зависла с ним – даже если бы я подняла машину, камень извлечь из-под нее я в любом случае бы не смогла, он большой и тяжелый.

И тут вижу – скачет черный мерседес, из него выпархивает прекрасный принц в Бриони и в Сальваторе Феррагамо и молвит человеческим голосом: "Девушка, вам помочь?". Я домкратом тычу в направлении днища своей девятки и честно говорю: "Жопа случилась". Он сымает свой бриони, сымает галстук, отстегивает ролекс, закатывает рукава белоснежной рубашки и идет домкратить заднее колесо. Домкрат наполовину увязает в жидкой грязи, но камень уже видно. Чувак бледнеет, но делать нечего – уже ввязался. Он достает из мерина свой домкрат (что дает ему, как вы понимаете, еще сто очков в моих глазах, я думала, в таких машинах такие вещи не водятся), домкратит второе колесо, понимает, что до камня можно дотянуться, но для этого ему надо лечь на пузо в грязь и бледнеет еще больше.

Я помирать буду – не забуду эту картину, как мой принц валяется плашмя в грязном месиве и выгребает из-под моей машины, которой красная цена сто баксов, этот грёбаный камень, практически целиком уже ушедший в грязь. "Давайте я хотя бы вам рубашку постираю", — промямлила я, когда он выполз из болота, весь черный с головы до ног, держа на вытянутых руках кусок бордюра.

Честно, я думала, он его мне в бошку метнет. Я бы на его месте так и сделала. И нисколько не удивлюсь, если он с тех пор даже пальто женщинам не подает. Ну их нах[рен]

выяснением отношений за какие-то школьные обиды.

Хотя многие были уже солидными ребятами при бабках, и у кого-то из девчонок даже появились первые внуки, все превратились в Ворон, Пегасов, Костылей, как будто мы оказались снова в школе.

Тогда я решил приехать только из-за одного человека, моей первой любви Аллочки, потому что мне очень хотелось увидеть ее.

Но Аллочка почему то не пришла, хотя я очень хотел, чтобы она увидела, чего я достиг за это время и пожалела о том, что выбрала не меня.

В девятом и десятом классе мне довелось учиться в маленьком шахтерском поселке, так как в деревне была восьмилетка.

Первого сентября мы, новенькие, вчетвером вошли в класс.

Наша классная, окинув нас взглядом, рассадила за парты к тем, кто сидел один, и я попал к скромной смуглокожей девочке, которая представилась просто — Аллочка!

Слова застряли в горле, в голове зашумело, и я сбивающимся голосом тоже представился.

Я не слышал что говорила классная, в висках стучало, а в штанах предательски стало подниматься настроение.

Усилием воли я вернулся к реальности и понял, что буду делать все, чтобы завоевать ее сердце.

Со многими пацанами из поселка мы были хорошо знакомы, так как они часто приезжали к нам в клуб на дискотеку.

На перекуре за гаражом я с удивлением узнал, э что Аллочка,? которая сразила меня в самое сердце, не только не считается красавицей в глазах одноклассников, но и не является предметом их ceксуальных желаний.

А жизнь-то налаживается, шансы-то мои растут, и надо показать ей все свои достоинства, чтобы Аллочка выбрала меня.)

А как это сделать?

Надо стать лучшим!

И тут пригодилась моя начитанность, любой урок литературы заканчивался долгими обсуждениями с учителем, которая стала ставить меня в пример, и только на физкультуре у меня было полное фиаско!

Норматив по бегу и подтягиванию я осилить не мог, но я не сдавался.

Каждый день я стал ходить на турники, где собирались многие пацаны, и уже через три месяца я уверенно мог подтянуться и тридцать, и сорок раз и сделать, не напрягаясь, с десяток подъемов с переворотом.

С бегом тоже разобрался, так как два раза в неделю из интерната нас отпускали домой, и я совершал десятикилометровый маршбросок до дома.

Аллочка стала с интересом посматривать на меня, на перемене в буфете я покупал ей сочник и чай, после чего мы болтали, сидя на подоконнике.

Как-то утром автобус не пришел в деревню, и я решил добраться до школы бегом.

Стадион находился на въезде в поселок, где, пробегая, я увидел бегающую Аллочку.

— Аллочка, привет! Ты что, тоже решила побегать?

— А я пять раз в неделю по утрам с шести часов бегаю!

— Да ну! А можно тебе компанию составить?

— Да без проблем, завтра в шесть приходи!

Всю ночь я не спал, представляя, как завтра в предрассветной мгле я бегу рядом с Аллочкой, и это мой шанс на более близкое знакомство.

В голове рисовались картины, как она, дрожа, прижимается ко мне, смотрит в глаза, а я крепко прижимаю ее к себе и целую в губы.

Утром я решил сразить ее окончательно, поэтому был одет в хороший спортивный костюм с надписью ЦСКА на спине, а на ногах красовались модные кроссовки Ромика, кажется.

С трудом дождавшись утра, я прибежал на стадион, где меня ждал облом.

Вместе с нею бегала вторая наша одноклассница Натаха.

— Ой, теперь еще веселее, нас теперь трое!

Лучше бы нас было двое, [м]ля......

Но отступать я не решился, поэтому пришлось бегать с ними месяца полтора до самых каникул.

Я заметил одну вещь, что, глядя на Аллочку после тренировок, в голове сформировалась одна картина, при мысли о которой у меня начинался сумасшедший стояк.

Капельки пота на ее лбу, слегка мокрая майка от пота в районе подмышек и торчащие сквозь майку соски от маленькой груди, двигающиеся в такт ее дыханию.

И эта картина меня выручала постоянно, в ситуациях, когда партнерша не вызывала эмоций или была страшненькой, и отказ от ceкса мог быть неправильно истолкован.

И стоило мне закрыть глаза и представить эту картину, как боец вставал по стойке смирно, независимо от красоты партнерши.

Все это продолжалось до одного момента.

За полгода до тридцатилетия выпуска, Натаха стала обзванивать всех, кто был на связи, и остался жив, чтобы встретиться.

Я сразу решил, что всеми правдами и неправдами откажусь от встречи, чтобы не было, как в прошлый раз.

— Шлем, приезжай обязательно!

— Натаха, не могу, дела: и работа, и дочка только родилась младшая.

— Шлем, Аллочка спрашивала, ты приедешь или нет? Если тебя не будет, и она не прийдет.

Там будет Аллочка, и это все меняет.

Картина всплыла опять перед глазами, настроение улучшилось.

Хотя сейчас по прошествии времени я не понимаю, зачем и чем я хотел ее поразить?

Своей крутизной, что вот я такой крутой на классной машине с водителем?

А на хрена?

У меня семья, дети, как и у нее.

Трахнуть, чтобы воплотить свою мечту молодости?

А смысл?

Но раз решил -надо ехать, тем более, непонятно, почему мне казалось, что Аллочка будет выглядеть изумительно.

Я увижу Аллочку!

И этого оказалось достаточно.

Встреча проходила в кафе соседнего поселка, я немного задержался, так как забирал своего деревенского одноклассника, поэтому мы зашли, когда все уже сидели за столом.

Подарив букет учительнице, я плюхнулся на свободное место между двумя тетками, судорожно пытаясь понять, кто из них кто?

Улыбнувшись им, как будто их узнал, я налил им и себе вино в стакан, чтобы сказать тост и как-то скрыть свое смятение.

Даже после тоста я не мог вспомнить, кто сидит рядом со мной.

От раздумий отвлек до боли знакомый голос.

— Шлем, я рада что ты пришел!

Стоп!

Этот голос!

Эти глаза!

— Аллочка?

— Я тебя сразу узнал — почему-то соврал я.

Мы потрепались о том и о сем, у кого какие дети, кто где работает, вспомнили свои тренировки и все, говорить оказалось не о чем.

И тогда понял, что моя жизнь уже не будет прежней, и я совершенно не понимаю, зачем я пришел на эту встречу?

Пробыв там час, я сослался на дела и свалил домой в плохом настроении.

Всю дорогу я думал, ну на хрена я сюда поперся?

Что я хотел увидеть через тридцать лет после школы, семнадцатилетнюю девочку?

Я же тридцать лет назад сказал себе, что все, мне с Аллочкой не по пути.

По приезду сказал жене, что больше я на эти встречи не ездок.

Одно знаю точно, теперь уже не будет, как раньше.

После этой встречи я пару раз, когда было очень нужно, попытался представить Аллочку молодой и красивой, но почему-то перед глазами всплывала совсем другая картина, и эффект был прямо противоположным, так что приходилось прибегать к помощи фармакологии.)

Но в любом случае, я ей благодарен, так как из-за нее полюбил спорт, понял, что нужно всегда идти вперед, чтобы добиваться цели, и то, что благодаря ей, я сделал правильный выбор в жизни.

Но это уже совсем другая история!

Всем хорошего дня!

Прошу прощения за ошибки, так как печатал на смартфоне.