Было это лет 10 назад. Мой первый вызов в суд Лихтенштейна переводчиком.
Страшно. На повестке указано "Контрабанда наркотиков и сбыт третьим лицам" Все, думаю, конец — наркобароны, если какая ошибка, замочат ведь...
Прихожу в суд, дрожу. Судья принимает радушно, усаживает рядом.
Приходят "наркобароны": два украинца — беженца, которые попросили политического убежища в Лихтенштейне. Узники совести, тыкскыть, борцы за идею.
Судья: Ну, рассказывайте, как дело было.
У: Да вот, понимаете, сидим в общежитии для беженцев, скучно. Поехали Швейцарию (между ней и Лихтенштейном открытая граница), купили чай из марихуаны, дома забили косяка. Закурили, расслабились. Тут подошел албанец, тоже борец за идею, попросил угостить. Ну, угостили, а ему после косяка поплохело (Что нашему хорошо, то албанцу смерть). Приехала скорая, увезла родимого, привела в чувство, приехала полиция, завела дело. Ну вот мы и здесь.
Я опускаю подробности — вся история напоминала кабаре.
Судья, секретарь и прокурор не скрывали улыбок и делали ехидные замечания.
Конец истории:
Судья: Поскольку провоз чая из марихуаны из Швейцарии в Лихтенштейн и передача третьему лицу (албанцу) уголовно наказуемы, назначаю штраф 800 франков (по тем временам ок 400 евро)
У (поднимая руку как у нас в школе): А можно мне вместо штрафа отсидеть? Ну полгода, например.
У судьи культурный шок. Спрашивает: Почему в тюрьму хочешь?
У: Вы знаете, господин судья, в лихтенштейнской тюрьме нам работу дают: штепсели собирать. И платят за нее 8 франков в час!! Ну вот, если бы я посидел, денег скопил бы — обратно на родину вернулся бы, свое дело открыл бы, женился бы.
И стало мне вдруг очень грустно... Кстати, штраф им не пришлось платить.
Законом предусмотрено, если у человека совсем нет денег — а правонарушение мелкое, то штраф считается неуплачиваемым.
16 Jun 2011 | ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() |
- вверх - | << | Д А Л Е Е! | >> | 15 сразу |
Был я когда-то студентом, и был у нас на первом курсе преподаватель — вел линейную алгебру и дифференциальные уравнения. Шустрый такой дедок. Звали его Борис Ильич Фридлендэр.
И вот идет лекция у всего потока, большая высокая аудитория. Он рассказывает, что-то пишет на доске. А с верхних рядов особо одаренные пускают самолетики...
И один самолетик втыкается в доску как раз рядом с его головой. У всех мысль — Ё-ё-ё...
Борис ильич оборачивается, откладывает мел, снимает очки и выдает:
— Вот вы все читали книгу Маугли. Ну, может кто не читал, но хотя бы мультик видел... И была там одна пантера по имени Багира. Как то раз пришла в джунгли засуха, и большая река превратилась в маленький ручеек. И все звери — и травоядные, и хищники — приходили на водопой, и никто никого не трогал. И Патнтера как-то раз пришла на водопой, а перед ней в ручейке прыгал и плескался ягненок, и мутил воду. Она ему ничего не сделала, не съела. Она просто посмотрела на него и запомнила. .. Так я это к чему — скоро сессия...
Еду сегодня в метро, а рядом сидит дед, двадцатого года рождения, и что-то бурно рассказывает своей спутнице, тех же лет.
Понравиться ей хочет. Шутит, улыбается. Вдруг разговор у них зашел о мытье - то ли себя самого, то ли овощей. Не суть. Но под это дело дедусь вспомнил историю. Дело было в Японии, по время войны, нашей с ихними.
"Стоим мы, заначится, в каком-то селе. А у японцев вино есть такое — саке называется. 33 градуса" — говорит дед.
Мне уже весело. Крепкий дедусь. 33 градуса ему вино.
"А в селе том был один колодец, с непроверенной водой. И говорит наш капитан: "Пока воду не проверят — даже не подходить." Так и приходилось умываться этим вином" — подвел дед конец рассказу.
А потом помолчал секунд двадцать и добавил:
"Большая с%ка был наш капитан".
Был у нас однажды двойной день рождения: вся прекрасная половина нашей группы. Все два парня. Тортов было в избытке, а вот ножа — ни одного. За сим предметом послали меня. Я направила стопы к куратору — хороший человек по фамилии Гордеев часто выручал нас из разных передряг, даже не связанных с учебным процессом — значит, остаётся идти к нему. И на этот раз я не ошиблась: Гордеев выдал мне страшное орудие — полуметровый тесак, каким на рынке разделывают туши. Даром что тупой. И наказал беречь, как зеницу ока — это реликвия кафедры.
Нет вопросов. Нож отслужил своё, вымыт, я поднимаюсь на гордеевскую кафедру. Наверху лестницы тусуются четверокурсники. По мере моего приближения глаза у них округляются. Одна из девчонок спрашивает:
— Кого ты ищешь?
Я безо всякой задней мысли отвечаю:
— Гордеева...
И четвёртый курс сползает по стенке. Только потом я вспомнила, ЧТО несла в руках.
1975-й год, весна.
Город Львов.
Мы — повидавшие жизнь октябрята, заканчивали свой первый класс, дело подходило к 9-му мая, и учительница сказала:
— Дети, поднимите руки, у кого дедушки и бабушки воевали.
Руки подняли почти все.
— Так, хорошо, опустите, пожалуйста. А теперь поднимите