процесса необходимо минимальное количество условий. Во-первых – удобный стульчик или что-нибудь подходящее. Во-вторых – тень от деревца, зонтика и т. п. В-третьих – какое-нибудь средство от мух, комаров и прочей надоедливой мошкары. В-четвертых – немножко пива, желательно холодного, (количество литров зависит от продолжительности рыбалки). И это всего лишь. Ах да, чуть не забыл – еще удочка…

Так что немногие соглашаются со мной разделить удовольствие от рыбалки.

Но я знаю человека, который согласен терпеть все мои немногочисленные капризы и претензии. Это мой сын, Славка.

А начиналась его всепрощающая рыболовная страсть так.

Я как-то обмолвился в разговоре со своей бригадой о своем знакомстве с егерем на угодьях реки Сыр-Дарьи. В то время каждая уважающая себя организация имела собственную зону отдыха, чтобы коллективу можно было после трудов праведных хотя бы иногда хоть немного расслабиться и отдохнуть.

Мой егерь заведовал такой базой отдыха от профсоюза телеремонтной фирмы "Гарант". У него на базе даже банька была, сложенная почти вся из отслуживших свой срок кинескопов. Кинескоп – это такая большая электронная лампа. Ну, не важно, поймешь ты это или нет, важно только, что лампа была вакуумной и большой, поэтому в смысле теплопроводности являлась идеальным изделием для баньки или чего-то подобного. Один недостаток, что изделие это стеклянное, и потому хрупкое.

Так вот, после моего нечаянного замечания о знакомом егере, двоих из нашей бригады словно подменили. Они к месту и не к месту стали вспоминать замечательную реку Сыр-Дарью, какой там клев, какая рыбка, а уж ночка… А какая там зорька поутру, а какой закат… В общем, ныли до тех пор, пока я не сдался и не пообещал поговорить со своим знакомым о предоставлении бригаде местечка в своих угодьях на ночку-другую.

Дело было поставлено на солидную основу. В обмен на гостевую визу егерь потребовал бартерную компенсацию: три литра уксусной эссенции и десять – подсолнечного масла. К моему удивлению, у членов бригады это вызвало легкую эйфорию:

— И всего-то?

Может быть потому, что они оба проживали в пригороде Чапаевка, около рыбзавода, не знаю, но подтверждение сделки было тут же получено. Я еще удивился: мол, нафиг вам рыбалка, если рыбзавод рядом. На меня посмотрели, как на ненормального: что, по твоему, нафиг иметь любовницу, коли жена есть?

Итак, в ближайшую пятницу мы на служебной машине с будкой (на той, что была вторым домом в наших командировках) отправились на рыбалку. Правда, моя жена, видимо, не очень доверяя моему рыбацкому энтузиазму, приплюсовала к бригаде и моего малолетнего сына, Славика. Она-то знала егеря не хуже меня и обязала его присматривать за нами обоими.

Приехали, быстро расположились, и пока суть да дело, снарядили сынку удочку и отправили его порыбачить в пределах видимости. Дело было к обеду, егерь принес нам шампуры для шашлыка, и пока мы разводили костер, мой наследник появился рядом, весь сияющий и с подлещиком грамм на двести в руках.

— Уже поймал? Вот умница, держи обмыв. – Антон, наш бригадир торжественно вручил мальчишке бутылку лимонада.

А пацан аж приплясывает около меня:

— Пап, ну пойдем со мной, там знаешь, как интересно…

Уговорил, я взял удочку и присоединился к нему. И что интересно, вроде рядом сидим, и наживка одинаковая, но у него клюет, а у меня поплавок даже не шевелится.

Ну да ладно, пообедали мы, и тогда за дело взялись наши зубры, прожженные рыбаки. Лично я выбрал местечко потенистее и до самого вечера отдыхал на лоне природы.

К вечеру появились добытчики и притащили приличного сомика, килограмм на десять весом.

Ну все, хватит и на уху, и на жареху, и на шашлык, и еще на завтрак останется. Поутру пришла пора собираться в обратный путь.

Егерь нас еще накануне предупредил о сокращении времени нашего отдыха.

— Вы уж извините, но начальство собирается приехать. Порыбачить, банька и все такое. Так что не обессудьте. Но наш уговор в силе, если что, я вам еще ночку должен…

Поэтому наши рыбаки поутру поплыли проверять свои закидушки на предмет добычи, а я сказал:

— Славка, пойдем и мы порыбачим еще немного. Там, левее вдоль берега, я видел неплохую заводь.

Уселись на бережке и принялись удить. Егерь, от нечего делать, увязался с нами.

— Вы подлиннее леску отпускайте, сейчас хищницы после сна, прожорливые, может, что и поймаете. – советовал он.

— Пап, у меня леска зацепилась. – сказал сын, — Вообще не вытаскивается.

Эх, молодо-зелено. Придется лезть в воду, ничего не попишешь, и я стал раздеваться.

— Стой, погоди. – засуетился егерь. – Сейчас проверим…

Спустился к нам с косогора и подошел к корню иволги. К корню была привязана веревка, я думал, от прежних рыбаков осталась.

Потянул он за веревочку и нам открылась такая пасть, что дух захватило. И что самое интересное, из этой пасти тянулась леска от удочки моего мальчишки.

— Я этого сома поймал дня два назад и привязал к ивушке. Эх, оголодал, однако. Я его не кормил, чтобы ослаб, не особо сопротивлялся при выемке, — посетовал егерь. – Сомик, он ведь тварь такая, чуть что не по нему, так такого жару задаст… Как раз его я и обещал начальству.

Подумав немного, вынес вердикт:

— Кто поймал, того и добыча. Забирай, Славик, свой улов. А начальству я что-нибудь совру. Или сорвался, или украли…

Так что, благодаря сыну, мы вернулись домой с небывалой добычей. На всех хватило!

С тех пор сын стал заядлым рыбаком, можно сказать, на грани безумства. Мне кажется, после обильного дождя, обходя огромные лужи на асфальте, он с горящими глазами прикидывает, какая наживка здесь подойдет и с какого края выгоднее сделать заброс.

делает это блестяще — всего за несколько дней. Но главная магия произошла там, где её никто не ждал: в тексте, который изначально был… полной бессмыслицей.

По правилам жанра, композитор сам пишет "рыбу" — черновик текста, где слова подобраны исключительно под ритм и размер. Смысл не важен — главное, чтобы поэту-песеннику было понятно, куда вписывать строчки. И Минков, не мудрствуя лукаво, выдаёт шедевр абсурда:

Дело было много-много лет назад,

Шёл домой еврей по улице Арбат,

Был весеннему он солнцу очень рад,

Птички щебетали…

А дальше — как вспоминал сам Марк Анатольевич — шли две строки "совершенно непечатных выражений", которые внезапно завершались фразой:

…Пели Хали-Гали.

Эту чушь Минков передаёт поэту Анатолию Горохову. Задача — превратить бред в нечто серьёзное, под стать образу мужественных сотрудников уголовного розыска. И Горохов совершает чудо. Из "Пели Хали-Гали" рождается строка:

"Служба дни и ночи".

А из беспечного еврея с Арбата — бессмертные слова:

"Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна".

Так абсурдный черновик стал гимном целой эпохи. Песня, которую знает каждый советский человек, родилась из шутки, из ритмичной "рыбы", где птички щебетали рядом с непечатными выражениями.

Эта история — идеальное напоминание о том, как рождается искусство. Не всегда через вдохновение и муки творчества. Иногда — через игру, через случайность, через готовность посмеяться над собой. И вот уже 55 лет мы напеваем мелодию, которая начиналась с прогулки по Арбату и птичек, поющих "Хали-Гали".

Мораль? Возможно, она такова: никогда не относитесь к черновикам слишком серьёзно. Сегодня это — бессмыслица про еврея на Арбате, а завтра — легенда, которую будут помнить десятилетиями.

P. S. Говорят, Марк Минков до конца жизни с улыбкой вспоминал тот самый черновик. А птички так и поют где-то в параллельной вселенной — уже не "Хали-Гали", а "дни и ночи". И это прекрасно.