питомника, но нашла эту дикарку. Подумала, что это судьба, но кошка вообще не по душе мне была. Я её, конечно, не отдала бы, но и восторгов и любви к ней не было. Уж и так её, и сяк, и играла, и кормила лакомствами, и гладить пыталась — она уворачивалась и всё.

Ну что ж, смирилась. Жили так больше трёх лет. В прошлом июне поехала я на дачу к друзьям на выходные. Я так много раз делала: в пятницу уезжала, в воскресенье возвращалась. Кошке оставляла кучу корма, воды много в разных местах, три лоточка ставила, чтобы она в чистенькие ходила. Всегда всё было отлично. Но в тот раз не задалось.

Уезжали с дачи, попали в аварию. У меня сотрясение сильнейшее, была без сознания какое-то время, лежала в больнице, вообще ничего не помнила и не осознавала. Когда пришла в себя окончательно и ничего уже не болело сильно, была суббота. Меня как током прошибло — там же кошка в квартире одна больше недели! Я про неё тупо не вспомнила! Упросила, чтобы меня отпустили домой, поехала, открываю дверь, а она там, живая и невредимая, да мурчит как трактор, когда меня увидела. Ласкается, обтирается. Вода была, корм закончился. Я её покормила, она поела и ко мне на руки. Трётся, мурчит.

С тех пор она ручная стала, спит со мной, топчет меня, тарахтит постоянно. Куда я иду, туда и она. Я в душ, она на краю ванной сидит. Я в туалет, она на стиральную машинку прыгает и сидит. Я работаю за столом, она на стул за мою спину садится. Я готовлю, она на табуретке сидит. Ночами Показать ещё спит под боком. Интересно вот, это она от голода и благодарности, что я пришла и накормила, или соскучилась по мне?

потому, что на самом деле потомок графа Алексея Орлова-Чесменского) – гениальнейшая личность и ещё более гениальный раздолбай. Вытягивал только на своём незаурядном таланте, но в конце концов и тот не помог, и Графа отчислили. Гитарист Фил, стопроцентный цыган и музыкант (в хрен знают каком поколении): ещё его предки в Яре играли, а родители на тот момент играли в Ромэновском ансамбле, и сам он после института собирался туда же. Играл, разумеется, на семиструнке, и держал её так, как держат настоящие, а не киношные цыгане и классические гитаристы: грифом в правую руку, а не в левую. Ну, и Лойс, мой хороший друг и в будущем гениальный композитор, с ними за компанию.

Летняя ночь, повторюсь, была на самом деле прекрасной. Таких выпадают единицы, да и то не каждое лето. Возвращались они с одной тусовки, хорошо "выпимши и покуримши", шли без определённой цели — просто наслаждаясь самим фактом своего существования в этом красивом, хоть и не без недостатков, мире, который лежал перед их юными полными сил ногами и только и ждал, когда они его покорят — весь, без остатка. А когда ногам доверяешь самостоятельно выбирать маршрут, они обязательно в конце концов приводят в хорошо знакомое место.

Вот и тогда: отвлёкшись от беседы (а она была, несомненно очень умной и содержательной, хотя и прерывалась время от времени приступами неуёмного смеха) они обнаружили, что стоят прямо возле Гнесинки.

Ещё очень этому удивились, так как туса происходила довольно далеко, да и двинулись они поначалу вроде как в совсем другую сторону.

Молодые дарования тут же восприняли это как знак судьбы и жутко захотели вот прямо сейчас сварганить какое-нибудь трио.

Тем более, что до этого разговор шёл как раз о музыке (а о чём ещё разговаривать трём укуренным гениям — не о женщинах же! Хотя о нас, они, судя по степени похотливости Лойса, конечно же, тоже разговаривали).

А на улице, повторюсь, ночь. А институт, соответственно, давно закрыт. Можно было, конечно, добраться и до общаги — но она далеко, пока дойдёшь, рассветёт, да и настрой улетучится. Денег на такси, разумеется, нет, все ушли на радости жизни.

Но когда такие мелочи, как закрытый институт, останавливали Вершителей!

Бодро обходят здание по периметру, находят незапертое окно на первом этаже. Не предаваясь ненужным рефлексиям, туда лезут, проходят по этажу, находят класс с самым лучшим роялем. "Это было, – рассказывает мне Лойс, – непросто, поскольку практически все рояли были лучшими, но мне почему-то в тот раз захотелось, чтобы это был Стенвей"...

И с ходу начинают играть Чардаш.

Как они играли…

Как же они играли!

Граф на скрипке, которая под его руками поёт и рыдает человеческим голосом; Фил на гитаре выдаёт такое, от чего хочется воспарить к небесам, да вот потолок мешает; ну и Лойс на рояле выпендривается в меру сил. А их немало!

Одним словом, дали жару! Так дали – что до сих пор помнят. Сними их тогда кто-нибудь на видео – точно быть им звёздами ютуба.

Отыграли, выдохнули и наблюдают картину двух соляных столбов в дверном проёме. Серая форма, фуражки, дубинки и совершенно обалдевшее выражение лица. Точнее — лиц: их ведь было двое!

А дело в том, что когда парни лезли — совсем забыли, в каком районе находится институт. Место – одно из самых козырных, как говорят в Одессе: "Центрее не бывает". Промежуток между Бульварным и Садовым кольцами, через квартал Новый Арбат, до Арбатской площади 5 минут неторопливого хода, через дорогу здание Верховного Суда, рядом с ним какое-то посольство, на перпендикулярной улице — ещё одно, да и до посольства США метров 300...

Одним словом, милицейская активность там повышенная.

И вот один из патрулей видит, как трое тёмных-стрёмных личностей под покровом ночи лезут внутрь охраняемого объекта — союзного значения, и рвут следом за нами с целью взять с поличным, пресечь, не допустить, повязать, доставить. Ну, и отпинать, если вдруг будет сопротивление. И прокравшись, видят картину: как эти "стрёмные" быстренько расчехляют инструменты и принимаются играть!

И как играть!

Из ступора стражи закона вышли минуты через три, и то после того, как парни сами уже к ним обратились с вопросом "какого чёрта"? Вообще-то, этот вопрос менты сами собирались задать, но нарушители их опередили.

Хорошо, у героев истории были с собой студенческие этого же института, спиртным от них не пахло, а семилистник они весь скурили до этого.

В качестве штрафа исполнили Третий Венгерский танец Брамса; тоже весьма неплохо получилось, хотя уже и без такого огонька.

))))