Чистая правда. Начало 90-х, юридический факультет одного из Уральских
ВУЗов. Государственная комиссия принимает госэкзамен у заочников, кажется, по теории права. Отвечает один из самых успешных, (на протяжении нескольких лет учебы в этом ВУЗе), студентов — взрослый и очень серьезный дядечка, пришедший на экзамен почему-то в своей
"производственной" форме — подполковника милиции. Погоны с золотыми звездами, разные знаки за заслуги в службе — в общем, при полном параде.
Комиссия, проникнувшись уважением к столь заслуженному студенту, вежливо и аккуратно задает вопросы, что попроще — дайте определение понятию
"законность", дайте определение понятию "правопорядок" и т. п.
Заслуженный студент что-то мычит, краснеет, усиленно морщит лоб, затем выдает: "Понимаете, я — как собака, все понимаю, а сказать не могу".
Председатель комиссии решил помомочь бедолаге: "Ну как вы не можете сказать? Ведь возглавляете большой коллектив сотрудников МВД, сами, наверное, не один раз в день говорите эти же слова своим подчиненным.
Вот сколько раз в день вы повторяете слова "законность" и "правопорядок" своим работникам? "
Заслуженный студент, подумав и, видимо, подсчитав, отвечает, что раз 40 в день точно.
"Молодец! — взбодрился председатель комиссии, — Честно сказал! Ну вот за вашу честность и смелость, зададим вам другой вопрос, попроще. Если отвечаете — честно получаете тройку. Ну и, соответственно, диплом".
Комиссия, посовещавшись, задает вопрос: "Что такое юридической лицо?".
Заслуженный студент, облегченно вздыхая и улыбаясь: "Это лицо, имеющее юридическое образование! "
Гос. комиссия тихо сползла под стол. Занавес.
* * *
Потребовалось мне в цвете отксерить одну картинку. Захожу в комнату с ксероксом цветным. Это парилка еще та, ни один кондишн не спасает. Комната выглядит так: По правой стенке стоит ОГРОМHЫЙ пышущий жаром ксерокс. По другой — два стола лицом к лицу. За ближним, спиной к двери, сидит девушка. Ксерокс что-то натужно копирует. Я закрываю
за собой дверь довольно громко. В этот момент девушка за столом говорит, не оборачиваясь: "Слушь, запри дверь, подойди на секунду, а?" Hа автомате запираю дверь, подхожу, стою за спиной (фамильярность меня не смущает, ибо знаю эту девушку давно, вместе курим на лестнице).
Вдруг она начинает стягивать с себя майку. Я тихо начинаю охеневать. Майка снимается. Дама произносит:
— ##ева синтетика! Расстегни застежку, а то мне самой...
Застежки от лифчиков — история отдельная, но я справляюсь, спрашивая про себя, что это она задумала??? Девушка кидает лифчик на стол, затем нагинается и начинает СHИМАТЬ С СЕБЯ ТРУСИКИ под столом! Челюсть у меня где-то на полу давно!!! Сняв их, бросает трусики рядом с лифчиком, затем берет вентилятор-кубик и опускает его под стол, и со словами:
— Вот, теперь можно жить хоть... Форточку открыла...
Поворачиватся ко мне в одной юбке на голое тело.
%-() Hемая сцена.
Крику не было. Были квадратные глаза, я ТАКИХ в жизни не видел, у нее и тихий вопрос:
— А где Ирка???" (ее соседка по комнате, видимо за нее она меня и приняла, не поглядев). ..
Вот так-то.. жара жарой, а бдительность терять не надо..))))))
* * *
... Ещё один пост холодной ноябрьской мрачи. Это не то, что нужно сейчас большинству из нас, так что если не уверен — просто листай. А здесь будет про брошенные дома.
Их много в моей деревне. И в соседней, что не дальше километра от нас их тоже много. Она даже на картах называется "урочище" — место, где никто не живёт. Мне не то
чтобы странно читать это слово, но я знал хозяев домов, что ныне просто тихо уходят к земле. Осыпаясь и врастая, печально и молча. Кажется, что ещё недавно ты ходил в гости, сидел на крыльце и играл в прятки в сарае. На самом деле ещё недавно ты мог залезть в брошенный дом, посмотреть на улицу сквозь пыльные стёкла, и даже что нибудь смародёрить — ведь ты точно знаешь, что ни хозяева, ни их наследники уже не вернутся за чашками-ложками-накидушками. Знаешь, что всё ценное унесли до тебя настоящие мародёры. А сейчас во многие из этих домов уже и не войти — обвалились стропила и погребли под собой жилище.
Так вот блуждая по развалинам и глядя на потерявшие цвет полотенца и ровно стоящие галоши в покосившихся сенях, я думаю о том, что уходя из дома, люди не знали, что не вернутся. Они всё оставляли "до следующего лета". Выкручивали пробки из древнего счётчика, убирали в буфет чашки и закрывали дверь в дровник, просто подперев её палкой. Те самые полотенца и галоши оставались на своих местах — что им будет? И в самом деле, ничего. Они так и останутся висеть или стоять, ждать людей, которые никогда не вернутся. Люди часто уходя не знают, что "больше никогда". И дома тоже не знают.
Говорят, что прошлое надо отпускать. И ты вроде отпускаешь. А потом смотришь в навсегда потускневшие окна, и это самое отпущенное прошлое лыбится тебе щербатой улыбкой нищего в лохмотьях. Лицо у этого нищего неуловимо знакомое и в кармане у него яркие клочья воспоминаний и детские игрушки. Запах пыльной деревенской тропинки, земляничных ягод и солярки. Прикосновение огрубевших ладоней к выгоревшим волосам, тёпло воды в летних лужах и еловые ветки ближнего леса. А дальше от страшного заклинания "Помнишь? " уже нет спасения.
А когда ты начинаешь снова дышать, и слёзы благополучно упрятаны обратно, нищий сжимает в кулаке твоё сердце и шепчет: "Твой дом тоже может стать ничьим...". И вот здесь обязательно нужно гнать эти мысли и нищего тоже гнать. Чтобы глядя на магию светящихся в темноте наших окон верить, что всё и дальше будет хорошо. Хорошо и правильно. В доме будет гореть свет и топиться печь, которую сложил ещё мой прадед. И эти проклятые галоши в сенях будут дожидаться своих хозяев. ..
Т. Г. (с)
* * *
Папу одного маленького мальчика отправили в тюрьму за торговлю наркотиками, а затем и совсем он их с мамой бросил.
Юная и прекрасная женщина приняла решение продолжить поиск счастья в личной жизни, отдав на время своего 3-х летнего сына своим стареньким родителям. Дедушка и бабушка жили бедно, но мальчика взяли к себе, и, как могли заботились и окружали любовью.
Он не отличался успеваемостью в школе. Да и ко всему добавилась дислексия. Его одноклассники смеялись над ним, а учителя относились снисходительно и презрительно.
Однако мальчик рос добрым. В свободное время зарабатывал тем, что точил коньки, стриг газоны. Денег, которых он зарабатывал хватало на один большой и вкусный сэндвич. Разве не это счастье?
Позже на симпатичного, рослого паренька обратили внимание рекламные агенты. Он стал сниматься в проходных рекламных блоках.
С этих телевизионных афиш его и увидел культовый режиссёр Оливер Стоун и предложил главную роль в фильме "Взвод" — про войну во Вьетнаме.
— Не могу! — твердо отказал мэтру паренёк, — Я — пацифист. Я против войны и любых конфликтов...
Этот парень, в итоге, так и не смог получить даже среднего образования. Но смог стать замечательным актером и остаться человеком с огромным сердцем.
Киану Ривз тратит миллионы на помощь людям и спонсирует организации по защите животных.
* * *
Сел как-то в автобус вечером. Пока покупал у водителя, жилистого, немолодого мужика какой-то кавказской народности талон, под турникет поднырнул длинноволосый толстозадый паренек в очень узкой кожаной курточке. Заяц, как бы. Нередкий случай, я и внимания не обратил. Обратил водитель. Подождав пока я протиснусь через вертушку, он пролез за мной и с
сильным акцентом обратился к толстозадому:
— Слюшай э, парень э, я тебя два раза вчера пустил, да? Ты сказал денег нету, да. Я пожалэл, да? Наглеешь в конец, э? Даже не поздоровался, да. Плати, или выхади. Так не повезу, э.
Толстозадый, растопорщив усишки и бородку аля мушкетер Людовика, басом заверещал в ответ:
— Отойдите, вы не имеете права у меня билеты проверять. Только контролеры имеют право, водители не имеют. Покажите мне, где в правилах написано, что водитель может билеты спрашивать. Водитель везти должен и все. Никуда не пойду. Понабрали черте откуда, я жаловаться буду.
— В правилах написано, что я тебя бесплатно везти должен, э? — возмутился водитель, — иди читай, вон висят.
— Не пойду, я их наизусть знаю.
Они препирались минут пять. Тыкали пальцами в правила, наконец водителю надоело. Со словами: паршивец, никуда не поеду пока не выйдешь, пусть тебя народ осудит, он сел за руль и выключил двигатель. Редкий народ потихоньку зашумел. Все были на стороне водителя. Серьезный дядька с портфелем, представившись бывшим работником Минтранса, рассказал про инструкцию, дающую право водителю выгонять безбилетников. Тетка с кошелками и бесплатным проездом пыталась усовестить зайца. Толстозадый задорно отбрехивался. Партию соло исполнял водитель, хлопая по баранке ладонями:
— Денег нет работать иди, да. Автобусы водить, э. Трутень, да.
— Я не трутень, — обиделся толстозадый с бородкой, — я человек творческой профессии, я год без работы, я поэт.
Голос его треснул, и из трещины явно выкатилась слеза. Все примолкли. Тут с заднего сиденья поднялась она. Тетка. Я сначала подумал, что их двое поднялось: рост за два метра, вес центнера под два. Были в СССР сестры-метательницы такого габарита когда-то. Молча надвинулась на поэта. Одной рукой за воротник, другой за задницу. Поэт воспарил и вылетел в открытую дверь, как мхатовская чайка, подбитая Дорониной. Народ безмолвствовал, примеряя на себя его судьбу. И только водитель восхищенно ахнул: Женщина, да, ээээ.
И поехал. А я всю дорогу думал, что старею. Как кино смотрел. Раньше бы влез обязательно. И заступился. Не знаю за кого только.
Учебные истории ещё..
