у меня, как я уже рассказывала — английский язык. Языки, как вы, наверное, знаете, делятся на группы. Так вот. Английский язык относится к германской группе языков. Кроме него туда же входят немецкий, голландский, шведский и т. д. , нам это сейчас не очень важно. Такая вот развесёлая компания.

Специалисты, изучающие английский язык, относятся к "германистам". То есть, кроме всего прочего, должны изучить общие черты германских языков. То ещё развлечение, я вам скажу. Но — раз надо, значит надо. А у языков есть история, а ещё у них, как и у людей, бывают предки.

Один из предков современных германских языков — Готский язык. Те учёные люди, которые составляли наши учебные программы, решили, что все германисты обязаны с ним ознакомиться. Так и назывался этот предмет — "Готский язык".

Язык этот для совpеменного человека звучит совершенно кошмарно и ни на что не похож. Текстов сохранилось не очень много, главный памятник — перевод Библии. Насколько я помню, перевод этот тоже сохранился не весь, только фрагменты. Но этого вполне достаточно для того, чтобы можно было изучать этот язык и мучить им студентов.

Это было вступление. А казус со мной приключился вот какой.

На последней контрольной по этому самому готскому языку нужно было перевести маленький отрывок — практически одно длинное предложение. И вот — заклинило. Не складывался у меня перевод.

Для начала я, как положено, расписала весь текстик по карточкам. (Поясняю: каждое слово пишется на отдельной карточке, и туда добавляется вся доступная информация о нём — грамматическая и синтаксическая. Род, число, падеж, склонение, лицо, время, степень сравнения, отношение этого слова к другим словам во фразе — ладно, не буду, не буду...)

Попробовала сложить что-то вразумительное. Не-а. Не выходит. Полная бессмыслица. Какие то лисы, чей-то сын... Бред! Раскладываю я эти карточки так и сяк, как пасьянс, туда-сюда — нет, всё равно не ясно, о чём речь.

А рядом сидит однокурсница Альма. Серая-пресерая троечница — сроду никто от неё дельного слова не слышал. И довольно бойко строчит. Заглядывает мельком в мой текст. И начинает мне диктовать:

— "У лисиц есть норы, и у птиц небесных гнёзда, а Сыну Человеческому негде главу приклонить... " — cмотрит на меня. — Пиши, что ты на меня уставилась? Ты же мне всегда помогаешь? Ну вот, а сегодня я тебе помогу. Это из Евангелия от Матфея. Очень знаменитый кусочек.

Тут надо напомнить современному читателю, что в те глубоко советские времена Библии почти никто не только в руках не держал, но даже в глаза не видел.

— Альма, — спрашиваю я, — ты откуда это знаешь?

— Как это откуда? — удивляется Альма. — Я к священнику ходила с другими детьми вместе. Когда маленькая была — готовилась к первому причастию. Потом, когда уже постарше была — к конфирмации... Мы это учили. Да тут все фразы так подобраны, у всех — самые известные. Не видишь?

Нет, не вижу. Я никогда Евангелия в руках не держала. А тут вон что, оказывается...

Так что я только спросила:

— У тебя было первое причастие? И конфирмация?

— А то! Нешто я нехристь какая? — проворчала комсомолка Альма и уткнулась обратно в тетрадку.

А мне осталось только это обдумывать да удивляться.

главное, Акбар Абдулла. Вот так и зовут. Родился он где-то на аравийском полуострове, но с детства в Штатах рос.

Пришел он ко мне не просто так, он очень хотел наукой позаниматься. О том, что такое наука и исследования, он представления на тот момент не имел никакого, но энтузиазма было хоть отбавляй.

Ладно, пришел так пришел, я ему проект предложил: "А давай, — говорю, — Акбар, мы с тобой диабетикам поможем? Вот есть у меня кое-какие мыслишки, как забацать способ доставки им инсулина, да такой, чтобы диабетики уколами себя мучать перестали, от слова совсем? "

Акбар почесал свой арабский нос, потом сказал:

— Давай паможим балным лудям!

На самом деле, при нормальной беседе у него акцента почти не ощущалось, но когда он начинал волноваться, этот самый арабско-кавказский акцент выпрыгивал откуда ни возьмись.

Но, слово сказано, так что припахал я его на синтез вещества, на котором у меня до этого два аспиранта сломалось. Объяснил:

— Акбар, без этого вещества ничего не выйдет, понимаешь?

— Панымаю, — ответил разволновавшийся Акбар, и пошел изучать, как такое чудо можно изготовить.

Я ему помогал, конечно, основы работы в синтезе органических соединений поставил, но это все ерунда. Я и аспирантам до этого много что показывал, толку только было чуть. А Акбар за две недели, абсолютно с нуля взял, да то что нужно и сготовил.

Приходит ко мне в кабинет, и аж дрожит:

— Дэржи, — говорит, — вот вэщэство, будэм лудям памагат! — И зенки, главное, сияют.

Я его, конечно, осадил мальца, говорю:

— Людям рано пока помогать, давай все контрольные эксперименты проведем.

А тот еще больше сияет:

— Канэшна давай, можна я дыван в лабараторий прынесу толка? Нэ хачу врэмя тэрать, дамой ноч йэздыт, буду на дыван в лабараторый спат пака экспэрымент!

— Да неси, конечно, хрен с тобой.

И ведь припер. Устроил диван в лаборатории, рядом с собой будильник поставил, каждые полчаса просыпался, чтобы результаты записывать, а потом опять валился на диван без задних ног. Вот такая двухметровая арабская детина.

Его усилия оправдались, все эксперименты показали то, что мы хотели.

Ну что же, новый этап, я ему говорю:

— Акбар, надо эксперименты на мышах сделать, посмотреть, как это все работает.

Акбар в ступоре:

— Как на мишах?! Ми их будэм убиват патом, да?

— Будем, Акбар, а куда деваться?

— Эх, давай твой мыш тагда!..

И ушел работать к моему коллеге, который мышами заведует.

... Восемь лет с тех пор прошло. Опубликовали мы статью со всеми результатами, а Акбар тем временем закончил свой университет.

И вот, является ко мне недавно, сразу меня облапил, потом говорит:

— Валодя, я ведь раньше сабирался на доктара пайти, но после твоей лаборатории я понял — доктора, они ведь людей лечить умеют только тэм, что для них другие делают, а я тэперь хачу сам новое создавать!

И создает. Профессор, на одной из самых продвинутых кафедр биомедицины в США. Туча патентов, некоторые уже востребованы, а дальше больше будет. Акцентик вот только у него остался: небольшой правда совсем, волнуется он теперь редко.

Вот такой вот араб-детина. А я им горжусь, как собственным сыном.