Не сразу Люся нашла то, что надо. На картинах у солидного дядьки в берете красивые девушки вбегали в набегающие волны, выглядывали из-за белоствольных берез, лежали, жарко раскинувшись в разнотравье, глядя на зрителя со скромным лукавством. Правда, смущало то, что девушки были голыми, а та, что вся в лютиках и васильках, напоминала хрестоматийные строки: “под насыпью, во рву некошеном, лежит и смотрит, как живая”.

— А вы пишете портреты? — спросила Люся.

— На счет раз, — ответил художник.

— А сколько это будет стоить?

Художник ответил. Люся про себя ахнула, но не отступила:

— А с котиком на руках можно?

— Хоть с крокодилом, но за котика придется доплатить.

И хоть у художника и было заказов по горло, но как раз сейчас он оказался немного свободен, так что начнет портретирование уже сегодня вечером.

Художник пришел, как договаривались, но не с кистями, красками и мольбертом, а с дешевой “мыльницей”.

— Сейчас так все делают. Вот Никас Сафронов — страшные тысячи за портрет берет, а тоже по фотографиям, — объяснил художник.

— Ну, давайте пожелания.

— Знаете, — сказала Люся, смущаясь, — я бы хотела быть на портрете помоложе. Немножко. Чуть покрасивее. В голубом платье — любимый цвет. Потом, вот волосы, у меня, видите ли, аллергия на любую краску, а всегда хотелось быть с такой рыжинкой. Ну, вы понимаете?

— Чего ж тут не понять, — сказал художник.

— Все так хотят, чтоб с рыжинкой. Идите, переодевайтесь. И кота берите.

Люся замялась:

— Платье я не купила. Такие цены. Что платье — сносишь, и как не было. А портрет на всю жизнь. Вы уж как-нибудь сами платье, пожалуйста. А котик у меня такой, знаете, своеобразный. Пушок! Пушок!

Художник только крякнул, увидев Пушка, подобранного в младенчестве и за два года превратившегося из трогательного, жалобно мяукающего комочка в наглую, бесчувственную и прожорливую скотину (и безо всяких там глупостей, типа уютных мурлыканий на коленях у хозяйки), причем все эти качества явственно читались на его шкодливой морде. Но Люся его нежно любила.

— Котика тоже подправим, — решительно сказал художник.

Нафотографировал Люсю и кота и ушел с авансом.

Но не исчез, не обманул, через неделю принес портрет.

Тетки из Люсиной бухгалтерии, пришедшие посмотреть и ремонт, и портрет, проглотили свои раздвоенные языки.

С портрета со скромным лукавством глядела сидевшая в кресле молодая красивая женщина, с рыжеватыми волосами, в открытом голубом платье, немножко похожая на Люсю, а на руках у нее был огромный рыжий кот чрезвычайно умильного вида.

Но было на портрете кое-что еще, отчего заткнулась даже главная кобра Кира Семеновна. Рядом с креслом на картине был придуман дверной проем в прихожую, и художник даже нарисовал в этой прихожей вешалку, на которой висели мужской плащ, мужская куртка и черная мужская шляпа.

Все-таки это был очень хороший художник...

Вдруг, среди леса, без видимых причин, автобус начал сбавлять ход, прижался к обочине и наконец остановился.

Бородатый водитель вылез из-за руля, вошел в салон и принялся нежно будить старика спящего на переднем сидении.

Старик проснулся, покрутил головой и увидев перед собой водителя, испуганно спросил:

— Что? А?

Бородатый водитель протянул деду паспорт и сказал:

— На вот, возьмите, к сожалению, вам придется выйти здесь, мне сообщили, что сейчас будет проверка, так что дальше я вас не повезу. Пойдемте, багажное отделение открою, баулы свои заберете.

Старик затрясся мелкой дрожью:

— Ну, ты что? Как так? Мы же договорились. Куда ж я выйду среди леса, да еще и с четырьмя сумками? Я же сказал тебе, что в Краснодаре меня сын встретит, он и заплатит за проезд. Вот же мой паспорт в залог. Не будь таким черствым, ну нет у меня денег, ну так получилось, с кем не бывает.

— Уважаемый, я все понимаю, но дальше не повезу, при всем уважении, у меня тоже семья, дети, не хочу я из-за вас работу терять. Я бы и бесплатно вас довез, мне не жалко, но тут такое дело — контроль. Давайте, поднимайтесь, не задерживайте, у меня график.

Некоторые пассажиры проснулись и попытались поднять голос за деда:

— Ну, ты что? Куда же он пойдет? Лес кругом, да еще и без денег. Ну, будь ты человеком, не трогай старика, говорят же тебе – "сын встретит, заплатит". Что, паспорт двух тысяч не стоит? Ты посмотри, какой дождь на улице.

Дед, чуть не со слезами на глазах, с трудом выкрутил с пальца обручальное кольцо и протянул водителю:

— Мало тебе паспорта? Вот, возьми в залог обручальное кольцо.

Водитель аккуратно поднимая старика за локоток, ответил подчеркнуто ласковым голоском:

— Ну, что вы? Зачем мне ваше золото? У меня автобус, а не ломбард. Есть билет – едем в Краснодар, нет – выходите тут.

Дед совсем сник, надел обратно кольцо, спрятал паспорт, достал из кармана две тысячи рублей и со вздохом протянул их водителю:

— На вот, последние, забирай, кровопийца. Теперь сутки голодать придется, а мне нельзя, у меня сахар в крови.

Водитель отвел руку с деньгами и все тем же ласковым голосом ответил:

— К сожалению, ничем помочь не могу, я не торгую билетами. Нужно было на автовокзале в кассе купить, тогда и ехали бы сейчас как все. Давайте, проходим, проходим на выход, вы людей задерживаете.

…Через минуту автобус уже отъехал от безымянной обочины, оставив после себя растерянного деда с четырьмя большими сумками.

Ропот возмущенных пассажиров не прекратился, а только нарастал.

Водитель, чтобы перекрыть эти революционные голоса пассажирской солидарности, взял микрофон и весь салон наполнился его голосом, только вот голос уже был не прежний ласковый, а ликующий, почти переходящий на крик:

— Что, пожалели эту старую сволочь?! Ну, так слушайте, я вам расскажу: полгода назад, этот дедок, вот так же как сегодня подошел ко мне и со слезами на глазах попросил довезти его до Краснодара – "Денег нет, вот возьми паспорт в залог, а по приезде меня сын встретит, так сразу и отдаст".

Ну, думаю – отчего же не помочь старику? Взял в залог паспорт и сам, за свои кровные купил этой суке билет.

Приехали в Краснодар. Действительно – встречает сын – сержант милиции. Подходит и говорит:

— Паспорт этого гражданина у тебя?

— У меня, только он мне должен две тысячи, вот билет.

А мент и говорит:

Засунь себе этот билет и давай сюда паспорт, пока я на тебя наручники не надел за вымогательство!

Потом со всей дури, так херакнул меня дубинкой по ноге, что я потом еле обратно до Москвы доехал.

А сегодня, спустя полгода после того случая, этот старый козел опять ко мне подошел, видимо не узнал, я ведь раньше без бороды был…

Ну, что, еще кому-нибудь жалко этого бедного дедушку…?

Прямого пути на крышу магазина у Васьки нет. Для того, чтобы туда попасть, Ваське нужен посредник. Васька делает так.

В восемь утра открывается магазинчик. Васька выходит, садится у двери и ждёт. Минут через десять приезжает "Газель" со свежим хлебом и паркуется на единственном небольшом пятачке у служебного входа.

Когда мужик с накладными бумажками скроется в магазине, Васька прыгает на капот, с капота на кабину, потом на кузов, и уже оттуда — на крышу. Спускается, если есть надобность, тем же макаром. Благо, товар в магазинчик привозят по нескольку раз на дню. Так что если Ваське приспичило вниз, он просто садится на краю крыши и ждёт попутное транспортное средство. Часто бывает так, что пока машина разгружается, Васька успевает спуститься, обделать свои кошачьи дела, и тем же транспортом — обратно.

Водители, конечно, иногда ругаются, стирая грязные Васькины отпечатки с капота, грозят ему кулаком вверх, на крышу, и называют Василия разными нехорошими словами. Но сделать ничего не могут. А местные частники, кто знает, стараются машины там не ставить. Никому не хочется испытывать на прочность свою крышу двадцатикилограммовым мешком с когтями.

И тут как-то сидит Васька на крыше, имея как раз явное желание спуститься вниз, и высматривает подходящие варианты. А в это время к магазину подъезжает весь такой из себя блестящий и навороченный Порш Кайен. Слепя глаза ценой, ободами, и глухой тонировкой. И проявляет явное намерение пристроиться на этот пятачок. Другого-то места всё равно нету.

Продавщица Лена, толстая местная тётка, видя в окно это намерение, и предполагая, чем оно может закончиться, выскакивает и начинает махать на кайен руками. И кричать. Что, мол: нет-нет! Нельзя! Ни в коем случае!

Но у нас ведь как? У нас ведь в кайенах обычно ездят ребята, которые руководствуются принципом, что если никому нельзя, то им можно. И порш продолжает под музыку изнутри себя втискиваться на пятак. При этом водительское стекло опускается, и в нём появляется широко улыбающееся лицо, пытающееся на ходу сквозь музыку разобрать, что же ему там кричит эта смешная тётка.

В это время Вася, видя сверху нехорошие маневры Лены в отношении его попутного транспортного средства, решает, что от добра добра не ищут, прицеливается, и прыгает кайене точно на капот. И оказывается прямо лицом к лицу с сидящим под музыку в кайене водилой. Причем, если для Василия эта встреча была более-менее ожидаема, то для водилы — совсем нет!

Несколько секунд Василий пытается скрозь глухую тонировку рассмотреть, что же там внутри, а потом происходит следующее.

Вот знаете, есть такой трюк, его на уроках физики ещё по-моему демонстрируют. Ставят стакан с водой на лист бумаги, и потом этот лист из-под стакана резко выдёргивают. Стакан при этом остаётся на месте, не проронив ни капли.

Вот так, как этот лист бумаги, рванул водила свой кайен из-под Васьки.

Задним ходом.

Он уже в клубах горелой резины скрылся за углом, а Васька ещё некоторое время висел в воздухе, перебирая лапами.

Потом упал, отряхнулся, пожал плечами такой неожиданной развязке, и пошел по своим делам.

Но с тех пор без особой нужды мелкими машинами старается не пользоваться.