на неделю рванула с лучшей подружкой на море, выключив телефон, и позвонила, когда закончились деньги. Мама чуть с ума не сошла. Пришлось ехать их забирать. При этом батя ржал и попросил тёщу в следующий раз просто взять его с собой.

У неё диабет в начальной стадии и когда участковый врач с суперсерьёзным видом начал перечислять, что ей нельзя, она перебила его:

– А что будет, если я это буду есть?

– Вы можете умереть, – с самым трагичным и угрожающим видом сказал доктор.

– Да ладно вам! Что, серьёзно? То есть в 86 лет есть такая вероятность?

Короче, колем инсулин и едим, что хотим.

Она играет в шахматы на бульваре с мужиками – и выигрывает! Она поёт в хоре "Весёлые старушки", ходит в театр и посещает все бесплатные городские мероприятия и концерты. А недавно завела себе вдового бойфренда на 8 лет младше себя.

Теперь они отрываются вместе.

В прошлые выходные он побаловал её гонками на квадроциклах. А потом они за ужином выпили 2 литра домашнего вина и заснули перед телеком в обнимку на диване в гостиной, где мы их и застукали, вернувшись с дачи, как парочку подростков. Так дед Коля был представлен семье – онемевшей маме, офигевшим внукам и неизменно ржущему папе.

Я обожаю свою бабку – она позитивнее и энергичнее большинства моих молодых знакомых. Она любит жизнь и умеет ею наслаждаться. "А сколько той жизни! " – отвечает она моей маме на все её "мама, ну как так-то?".

Хочу такую старость.

крестьян, по старому — кулаков. Село было большое и богатое, имелась церковно-приходская школа, где детей обучали грамоте. Прадед преуспел: хорошо читал, писал, знал арифметику. В поле работать не любил, поэтому его отец отдал его в ремесленное училище учиться на плотника. Дед выучился, работал вольнонаемным в панской усадьбе почти до 20 лет. Но душа томилась и жаждала большего, и упросил он пана ( бывшего военного чина ) посодействовать ему и отправить в военное училище для младших офицерских чинов. Училище окончил с отличием, был на хорошем счету у начальства, и после окончания его оставили, типа, обучать молодое пополнение при училище. Когда началась Первая мировая в 1914 году, прадеда отправили на фронт командовать пехотной ротой. Провоевал дед до начала 17 года, был тяжело ранен и комиссован. Но в конце 16 года, под католическое Рождество, приключилась с ним интересная история. Все уже устали от войны- и наши, и немцы, войска плохо снабжались, не хватало боеприпасов, медикаментов, продовольствия, стояли холода, все мерзли в окопах, было много дезертиров, товарищи комунисты вели свою пропаганду среди бойцов, заедали воши, косил тиф, — в общем, полный п%%%%ц. А тут немцы решили в атаку пойти, ну, в общем, наши отбились и накосили их до хрена ( артиллерия вовремя помогла). После боя собрали наши раненых — и своих, и чужих. Своих, кого можно было спасти, в госпиталь отправили, а там - тоже п%%%%ц: ни докторов, ни лекарств, а про немцев раненых начальство сказало: "забудь, своих лечить нечем, сложи их на дно окопа, сами через день- два дойдут." Ну, и начали Гансы дохнуть от ран на морозе очень быстро. Земля мерзлая, хоронить их тяжко, и решил дед загрузить пару телег немецкими офицерами мертвыми и еще чуть живыми ( все равно помрут, сказал фельдшер ) посадил легко раненого немца за вожжи и отправил к немецким окопам. Так сказать, подарок на Рождество. Немцы подарок заценили и через пару недель под наше православное Рождество отпустили 3 — 4 наших офицеров. Один из них вручил деду дорогие часы и парабеллум с надписью на немецком: "офицеру — от офицеров, за проявленное благороство", — и посоветовал деду все спрятать и никому не говорить. Вышестоящее командование хотело прадеда сильно наказать, но один из освобожденных офицеров оказался сыном какого то важного то ли полковника, то ли генерала, в общем, дело замяли. Потом деда тяжело ранили, госпиталь и комиссовали домой. Летом 17 года прадед женился на моей прабабушке, ну, а тут — еще больший п%%%%ц — Революция, гражданская, банды, коллективизация, голодомор, репрессии, тяжкий труд в колхозе ( хорошо, что дед был хорошим плотником ) и на десерт ко всем пи[c]ецам -Вторая Мировая. Деда в армию, по причине инвалидности после ранения, не взяли и дождался он оккупации. Было начало 1942 года, немцы хозяйничали по всей Украине, особо зверствовали, когда партизаны устраивали нападения и диверсии, за укрывания партизан, евреев, оружия и др. полагался расстрел. В соседнем селе Новая Прага была немецкая комендатура, и вот кто то из местных стукнул немцам, что вот тут у нас в селе живет подозрительный тип, с немцами, мол, воевал, награды за храбрость на фронте имеет, и оружие прячет. Было дело, дед пару раз после революции от волков, зашедших в село, отстреливался, и по мародерам, грабящим хозяйство, после революции стрелял, потом патроны закончились, он пистолет и спрятал, но память людская, видно, была жива. Ну, и нагрянули к деду с обыском румыны с немецким офицером. Ну, шо, говорят, старый ( хотя деду еще и 60 лет не было, но была большая длинная борода ), давай оружие, или мы сами найдем ( дед обыска опасался, так как дочку прятал в сарае под полом, чтобы в Германию не угнали ). Ну, достал он сам деревянный ящичек, а там — пистолет, награды, и пару фоток, где он в офицерской форме. Ну, румыны руки заломали, веревкой связали и к стене хаты на расстрел поставили. Бабка — в слезы, деда за ноги хватает, румыны ей прикладом по голове. А немецкий офицер взял, посмотрел фотки, потом награды, повертел пистоль в руках и спрашивает деда( дед не плохо по немецки говорил ): Зачем оружие прятал — партизан?"" Да, не — говорит дед — я уже свое отвоевал, а оружие не сдал, так как Вы сами меня им наградили- наградное оно, вон, и надпись имеется, и еще — часы были наградные но в 32-33, когда жрать ничего не было, на муку в городе сменял. Ганс удивился: "А за что мы, мол, наградили?" Ну, дед и рассказал: мол, не дал немецким офицерам подохнуть, к своим отпустил. Фриц расстрел отменил, забрал деда в комендатуру. Просидел дед в камере почти 3 месяца, потом вызвал его комендант и говорит: "Мы, немцы, очень пунктуальная и щепетильная нация, тебе не поверили, но расстрелять всегда успели бы. но Мы послали запрос в военные архивы такого то фронта и возле такого то населенного пункта, где ты воевал. И вот пришел ответ, а в ответе сказано, что да, такой случай имел место быть, и мало того, мы нашли несколько живых офицеров, которые почти тебя опознали по твоим фоткам, это — во первых, во вторых — награждение было не официальное, а от себя — типа, подарок тебе, значит, хранить ты его не можешь, но и расстреливать тебя не будем. В третьих, лошадку с телегой, на которых ты раненых отправил, мы вам не вернули, так что получи документ и зайди на хоздвор, получи кобылку, телегу сделаешь сам, а от меня лично тебе — бутылка шнапса, банка тушенки и фрау своей пару плиток шоколада. И вернулся Марк Иванович в свое село под конец зимы живым и невредимым, и с конем. На нем пахал огороды односельчанам, возил дрова, хоронил усопших аж да зимы 1944 года. Село освободили зимой 44, накануне Рождества, и тут к прадеду пришли особисты — НКВ-дисты, забрали деда снова в ту же комендатуру, в тот же подвал, что и при немцах, и спрашивают, мол, за что тебе фашисты лошадь подарили, и бутылку шнапса, и детей ты соседских шоколадом угощал, шпион ты немецкий и диверсант, расстрелять тебя надо или лет 25 лагерей, если правду расскажешь. А истории твоей мы не верим, но проверим, а пока — посиди, подумай. И тут деду снова фартонуло: в комендатуру проездом заехал командующий 2-м Украинским фронтом и приказал доставить ему жителя дедового села, любого мужчину постарше, жившего в селе до революции. Видно, ему и доложили, что есть такой один сказочник прямо в комендатуре, и по возрасту подходит. Вывели деда из камеры, дед думал — на расстрел, завели в кабинет, сидит генерал и спрашивает: "Как звать, где, на какой улице жил, за что забрали?" Дед все рассказал — все присутствующие посмеялись не поверили, лишь генерал сидел молча, потом сказал: "Я его знаю, и это правда." И попросил всех выйти из комнаты. Остался один с дедам и спросил: "Помнишь ли пана и его детей, которые жили в своей усадьбе в вашем селе до революции." "Да — ответил дед — помню его и его двух сыновей: одного — родного и одного — его называли приемным, который часто приезжал откуда то из России и жил у пана, так как его мать умерла, и мачеха его не сильно любила, и которого пан отдал учиться в военное училище."" Что случилось с паном, его семьей и усадьбой?" Дед рассказал, что знал, что жена пана умерла до революции, сам пан с родным сыном уехал после революции на станцию в Знаменку, а оттуда — поездом куда-то за границу, усадьбу селяне разобрали на стройматериалы, железо и черепицу — себе на крыши, мебель по хатам расставили, потом распродали в городе, я забрал себе весь плотницкий инструмент, — рассказал дед. "Понятно, — сказал генерал, — а меня ты узнаешь? Посмотри внимательно." Глянул дед и говорит: "Глаза твои помню, я, когда у пана работал плотником, его пацаны часто ко мне в мастерскую приходили, я им то удочки делал, то раколовки плел, твои глаза похожи на глаза Ивана, приемного сына пана." -" А я тебя помню, плотник, в последнем письме, которое я получил уже на фронте, мне твой пан хвастался, что его плотник с фронта героем вернулся и даже с подарком от немцев за благородство. Так что, сегодня уже поздно, а завтра — домой пойдешь, я прикажу, чтобы от тебя отстали. Да и наш разговор пусть останется между нами." Деда отвели в теплую хату на ночлег, утром пришел особист- нквдист, сказал, что вопросов больше нет, и может дед идти домой. Да, и зайди на хоздвор, там тебе подарок от нашего командующего Конева Ивана Степановича ждет. Деду снова вручили вещмешок с тушонкой, бутылкой спирта, махоркой и трофейной шоколадкой, и в подарок — коровку, в хозяйстве приходится. Видно, Бог тебя, Марк, любил, — говорили односельчане, раз два раза расстрелять под Рождество хотели, и два раза с подарками живым возвращался... Умер прадед 14 апреля 1974 года в воскресенье, на Пасху. За два дня до смерти всех предупредил о скорой кончине, прабабушка пришла из церкви, где освящала яйца, пасху, дед съел поляйца и кусочек пасхи, попросил у жены прощение, если что было не так в жизни, лег на кровать и спокойно отошел в мир иной. Похоронен там же, в своем родном селе. Мне уже за 50, я живу в другом городе за 400 км, но раз в год я обязательно стараюсь навестить могилу своего предка Марка Ивановича