и многое другое.

В городе Нью Йорк есть школа Стайвесон. В школу Стайвесон принимают на основании экзаменов и собеседований. В школе Стайвесон есть специально оборудованный стеклянный корпус, набитый лабораториями и мастерскими, в которых есть всё, то есть, вообще всё. Если вы хотите собрать орбитальную станцию, то именно в школе Стайвесон вы найдёте всё необходимое оборудование. В этих лабораториях есть переманенные из Силиконовой долины учителя, которые посвящают всё своё время для подготовки команды для городской олимпиады. Ученики школы Стайвесон всегда занимают первое место в городской олимпиаде по науке и технике.

Ещё в городе Нью Йорк, на самой его окраине, есть школа с оригинальным названием 153. В этой школе есть подвал, в самом конце которого есть небольшая мастерская, набитая ржавыми пилами, стёртой наждачной бумагой и прочим хламом. В этом подвале есть я, не совсем двуязычный сын не совсем русских родителей. Ещё там есть Крис -- сын корейских иммигрантов которые дали ему "хорошее английское имя" и Доркас, которой корейские родители тоже хотели дать "хорошее английское имя" но у них это не совсем получилось. Мы и есть олимпийская команда школы 153. Конечно, есть и другие члены команды, тоже дети корейских иммигрантов, но к этому рассказу они имеют только косвенное отношение. Есть и мистер Браун, учитель физики, на которого администрация школы навесила нашу олимпийскую команду. Он зевает, нервно отхлёбывает из фляжки, и ровно в 5 выгоняет нас всех из мастерской, потому что ему домой пора.

К последней олимпиаде мы с Крисом готовили самолёт. Вернее, не самолёт, а планер. Какой мы сконструировали планер! Мы выпилили его из тонкой фанеры, и он должен был продержаться в воздухе дольше всех других планеров и, главное, дольше планера школы Стайвесон. Главным в этом планере были крылья. Крис вытачивал их на протяжении трёх месяцев. Последние две недели он шлифовал эти крылья тончайшей наждачной бумагой. Они весили одинаково с точностью до миллиграмма. В сечении эти крылья имели форму плавной дуги которая должна была придать подъёмную силу нашему самолёту.

За неделю до соревнований мы стали проводить испытания. Наш планер красиво парил в воздухе, но, в зависимости от угла запуска, мог продержаться в воздухе от 30 секунд до нескольких минут. Поэтому Крис запускал его снова и снова, пытаясь подобрать идеальный угол запуска. За три дня до олимпиады случилась катастрофа. Крис попробовал особо острый угол атаки, и планер, неуклюже нырнув, врезался в пол и распался на куски; крыло дало трещину.

На Криса было страшно смотреть. Впервые в жизни я увидел, как меняется лицо человека, у которого всё рухнуло. Склеить было нельзя- перевес дал бы крен. Заменить? У нас была ещё одна заготовка планера, совсем необработанная и другого размера, а до соревнования оставалось три дня. "Это соревнование вы просрали, " резюмировал мистер Браун, -"не майтесь дурью, помогите лучше ребятам с антигравитационной машиной, " и нервно отхлебнул из фляжки.

Крис, конечно, помочь никому и ни с чем не мог. Он сидел, сгорбившись, на табуретке и тупо смотрел перед собой. У него тряслись руки. Я поискал глазами Доркас и обнаружил её в самом конце мастерской, склонённой над нашей второй заготовкой. Она упрямо шлифовала крыло. Я не буду описывать, как мы доделывали второй планер за два с половиной дня, как вышел из ступора Крис и присоединился к нам с Доркас, как мы провели мистера Брауна и остались в мастерской на ночь. К субботе у нас был новый планер. С крыльями, примотанными липкой лентой, ему было далеко до нашего предыдущего красавца, и на первое место рассчитывать не приходилось, но он летал.

По дороге на соревнования я понял, что Крис всё-таки надеется войти в верхнюю десятку с нашим планером. Мне это казалось безумием, ведь соревнуются сотни школ, но мечтать не запретишь. На соревновании у нас было три попытки, и результат усредняли. Наш не совсем эстетичный планер парил весьма не плохо. В конце соревнования объявляли результаты, зачитывая имена учеников и названия школ, вошедших в верхнюю десятку, начиная с конца: 10, 9, 8, 7... Когда дошли до пятого места, Крис совсем сник, в верхнюю пятёрку наш планер никак не мог попасть. Когда объявили "второе место: Стайвесон, "Крис уже направлялся к дверям. Когда объявили "первое место: Крис Ли, 153я школа", Крис взмыл не хуже своего самолёта.

скрутить подстрекателя, завязать глаза и высадить на пустынный берег, с запиской…

Когда арестант освободился от пут и сорвал повязку с глаз, на горизонте он увидел уходящий корабль. Благородный капитан оставил ему чемодан с одеждой, три пары сапог, тулуп (Охотское море – не тропический океан), пару пистолетов, шашку, кинжал, запас сахара и чая, золотые карманные часы, складной нож, пуд сухарей, две фляги с водкой, чистые записные книжки, бритвенный прибор, огниво, запас спичек и даже 200 гаванских сигар.

Ко всему этому прилагались отличное ружьё с 26 зарядами и записка командира корабля: "Любезный Сергей Петрович! По Морскому уставу вас следовало бы осудить на смерть. Но ради вашей молодости и ваших замечательных талантов, а главное, подмеченного мною доброго сердца я дарю вам жизнь… Душевно желаю, чтобы уединение и нужда исправили ваш несчастный характер. Время и размышления научат вас оценить мою снисходительность, и если судьба когда-нибудь сведёт нас снова, чего я душевно желаю, то мы не встретимся врагами. А. М.".

Дворянин Лисицын сроду ничего не делал своими руками: в имении его обслуживали крепостные, в полку опекал денщик. Зная, что корабль шёл по Охотскому морю, он надеялся, что его оставили на одном из клочков суши гряды Алеутских или Курильских островов. Но вскоре убедился, что его положение хуже некуда. Он был зажат судьбой в клещи двух морей. Перед ним плескалось холодное Охотское море, а за спиной шумело дремучее "зелёное море тайги". А в ней – медведи, волки, рыси, ядовитые змеи…

За неделю "русский Робинзон" устроил себе дом с печью, смастерил мебель. Сделал пращу, лук и стрелы (благоразумно решив беречь патроны к ружью). И правильно – зимой в его дом рвалась голодная волчья стая – убил из ружья 8 хищников в упор. А перед этим подстрелил медведя, обеспечив себя тёплой шубой и запасом медвежатины. Ловил рыбу, собирал и сушил грибы.

12 апреля Сергей Лисицын прогуливался по берегу, оценивая последствия весенних штормов, и увидел лежащего ничком человека. Без сил и чувств. Выяснилось, что Василий, так звали несчастного, – с транспорта, шедшего в Русскую Америку. Судно дало течь, все с него сбежали, а его с сыном забыли. Корабль нашли неподалёку. Помимо 16-летнего паренька на нём оказались две овчарки, коты, 8 холмогорских коров, бык, 16 волов, 26 овец, запасы продуктов, инструменты, семена ячменя и ржи, а ещё оружие, телескоп, две подзорные трубы, самовар, строительный и огородный инструмент.

Семь месяцев одиночества напрочь выветрили у "барина" всю дворянскую спесь. С таким хозяйством и ещё с двумя парами крепких и умелых рук они за лето не только обновили дом и баню, но и научились делать масло, сметану, сыр и творог. Вспахали поле и собрали урожай ячменя и ржи. Организовали обильный лов морской и речной рыбы. Начали сбор и переработку грибов, ягод и лесных трав. Словом, зажили трудовой коммуной.

…. В 1857 г. писатель Александр Сибиряков встречался с гостеприимным хозяином медных и золотых приисков в Приамурье Сергеем Лисицыным. Залежи медной руды и золота тот когда-то нашёл, будучи в одиночестве. Он был назначен правительством ещё и управляющим этими землями. Василий "Пятница" был при нём. Его сын учился в Московском университете.

А в Петербургском университете за счёт Лисицына учились оба сына командира корабля, который когда-то высадил смутьяна-гусара на пустынный берег. Став богатым человеком, Сергей Лисицын нашёл старика, проводил его в последний путь и взял на себя все заботы о его детях.

отзывами. Вызвал такси и отправился навстречу приключениям.

По прибытию оказалось, что это столь высоко оцененное развлекательное заведение, про которое, среди прочих, был отзыв, что это "лучшее арт-пространство (!) в городе", расположено во дворе, в подвале то ли выселенного жилого дома, то ли офисного здания. Но я зашел.

Взял пиво, которое мне налили в пластмассовый стакан, причем не какое-то пойло, а IPA и прошел непосредственно в главный зал с танцполом. Вжух! И я перенесся на четверть века назад: музыка, под которую я ходил в клубы в конце 90-х, публика в виде местных девиц своеобразного вида и пацанчиков в спортивных костюмах, причем некоторые на корточках, а некоторые и в кепочках.

При этом атмосфера царила очень спокойная, и я впал в пьяное умиление – сидел, смотрел, даже пританцовывал под особо удачные треки, разглядывал народ и предавался воспоминаниям.

Утолив таким образом жажду приключений, решил выдвигаться домой, но обнаружил, что телефон мой сел, да так, что даже выключился и такси не заказать. Аккумулятор там уже не очень, поэтому зарядное устройство у меня всегда с собой, но чтобы включиться и загрузиться, ему надо минут 5 постоять на зарядке. Обрадовавшись такому поводу выпить еще стаканчик, я двинулся к бару, заказал пива и только тут осознал, что и заплатить за него я без телефона не могу. Стою, мнусь, пытаюсь сформулировать бармену, что оплатить смогу только после того, как он поставит мой телефон на зарядку (я не очень трезв), замечаю, что на меня нетерпеливо посматривает местный житель, явно не понимающий, почему я задерживаю очередь. От чего я еще больше смущаюсь, но все же кое-как объясняю бармену возникшую заминку. Тут меня хлопают по плечу и в голове моей проносятся запоздалые мысли на тему ну как же так, что я творю, один, в незнакомом городе, в стремном заведении, без наличных, с разряженным телефоном и надежда, что если и побьют, то несильно, на худой телефон заберут, но его не жалко. Поворачиваюсь к нетерпеливому типу и слышу:

— Братишка, я заплачу, и уже бармену:

— Сколько там?

— Двести двадцать.

Оплачивает и просит себе два темных пива.

Пытаюсь сказать, что вот сейчас зарядится телефон и я переведу ему деньги, но тип отмахивается:

— Да забей, копейки.

Допив пиво, я решил, что ходить по темному клубу, всматриваясь в лица людей, пытаясь разглядеть своего благодетеля, чтобы рассчитаться, не самая лучшая идея. Поэтому заказал такси и двинулся к выходу. Уже дойдя до арки из двора, слышу сзади "Эй, мужик, погоди!". В створе арки уже мелькнуло такси, и я побежал. Миновав арку я рухнул навзничь на обледенелой дороге, поднимаясь, увидел двоих, выбегающих из арки, попытался снова рвануть, но опять упал, уже на колени.

Подбегают двое, один помогает подняться, второй протягивает зарядку.

Замечательный город и люди добрые!

вовремя, ну почти вовремя.

Собственно, амбула...

Начала спора сисадмина с главным бухгалтером я не застал, но спорили они яростно. Я вошел в кульминационный момент, когда красный от злости админ заявил:

— Да если я захочу, вы зарплату сегодня не выдадите!” — хлопнул дверью.

Главбух, самая суровая из женщин бухгалтерии, ехидно пробормотала:

— Ну-ну, хакер недоделанный... Зарплата-то уже насчитана, все бумаги распечатаны, что он, интересно будет...

В этот момент дверь снова распахнулась, и страшная черная рука админа просунула в кабинет живую извивающуюся МЫШЬ!

Под визг суровых женщин, мигом оседлавших столы и стулья, админ выпустил мышь, и ушел, плотно захлопнув дверь. Я покинул бухгалтерию чуть раньше, не имея никакого желания выступать в роли спасателя/укротителя диких мышей. Спасли их минут через десять экспедиторы. Но мышь-то оставалась где-то внутри! Суровые непреклонные бухгалтеры наотрез отказывались заходить внутрь и требовали санэпидемстанцию, милицию и штатного кота, который куда-то пропал (сидел в серверной и ел сметану). Зарплату в тот день мы не получили, но было весело.