с мясом, да и трава зеленее.

А было мне в ту прекрасную пору лет 12 и поскольку я, срезав пол-круга через парк, выиграл школьное первенство по бегу на лыжах, то предстояло мне теперь защищать честь школы на районных соревнованиях. Мне на ушко шепотом наша классная пообещала закрыть глаза на мои прогулы и поставить тройбан за четверть по алгебре, если я выиграю "районные". Выиграть очень хотелось, поскольку у отца был широкий гдр-овский кожанный ремень. Одним словом это был мой единственный шанс выжить.

Когда я приехал на соревнования и увидел "лосей" против которых мне предстояло бежать, мой оптимистичный настрой сразу сдулся. Дело в том что это сейчас у всех есть твитеры и вконтактики, а тогда даже компьютеры не во всех школах были. Поэтому было затруднительно выяснить кто же именно пришел на соревнования от школы. Чем и пользовались директора большинства школ, выставляя спортсменов из СДЮШОР вместо обычных школьников. Кто там их в лицо знал?! Никто! этим и пользовались.

Видя моё уныние, Фима -мой одноклассник, вызвавшийся сопровождать меня в обмен на официальное разрешение не посещать в этот день школу, выдал: "здесь не срезать -флажки кругом и на каждом повороте люди стоят. Короче надо сожрать пурген и допинг. Первое снизит вес, второе ускорит"

Поскольку что такое пурген и допинг мы знали весьма приблизительно, то в ближайшей аптеке, прямо перед входом в парк, за 12 копеек был куплен "для бабушки" препарат с надписью "слабительное", а роль допинга досталась витамину С и гематогену поскольку денег все равно больше ни на что не хватало. Что-то нехорошее я почувствовал сразу как только проглотил восьмую таблетку слабительного, закусывая витамином С. Тут внезапно объявили старт и посетить туалет, находившийся на другой стороне парка, мне просто не удалось. После объявления начала соревнований и выстрела из стартового пистолета, одновременно выстрелил и мой организм, да с таким звуком и запахом, что стоявшие сзади меня стартовали лишь секунд через пятнадцать. Ах, как я бежал! Я чувствовал позывы моего ставшего неродным желудка, вертел головой пытайся выцепить хотя бы один куст перед которым не было бы ни одного человека. Но соревнования были районные и похоже весь район пришел их смотреть... Эти три километра я бежал как только может бежать человек, посаженный на кол-я бежал работая одними коленями, прилагая все усилия мышц таза чтобы сжать половинки моей задницы. Мой крик "лыжню, с@ка" сдувал с трассы не только бегущего передо мной, но и того кто бежал перед ним. Этот способ бега на лыжах должен был войти во все учебники, потому что я пришел вторым. Получил свою серебрянную медаль из нержавейки и почетную грамоту. По правде сказать получал Фима, потому что я в этот момент миновав финиш, прямо на лыжах влетел в туалет и стягивая на ходу рейтузы выдавал мощную струю в чашу генуя.

Свою тройку по алгебре я получил, но от участия в городских соревнованиях гордо отказался, сославшись на учебу. Жизнь только начиналась.

только для хворей и профилактических осмотров, как в этот приезд.

Я спросил, что держит его на этом свете. Какие привычки помогают ему оставаться в веселом расположении духа и в добром здравии. Тут он оживился:

— Птицы, конечно! — и давай перечислять, кто к нему из леса прилетает, кого чем кормит, кто с кем дерется, кого дед отваживает от своей кормежки — он невзлюбил приставучих соек и ворон. Был убежден, что корм они способны добыть сами, жрать горазды, и нечего им кормиться с его пенсии. Расплодились сверх меры. Их вокальные данные он оценивал как отвратительные. Нет достойных песен — нет корму!

А вот редкие, певучие, мелкие лесные птицы — тут он сходу высыпал множество названий, из которых я знал только пеночку и синичку — совсем другое дело!

Но и их надо оберегать от постоянной халявной кормежки, чтобы не разленились добывать еду сами. Вот что с ними будет, когда я умру? — спросил он философски.

Дед помогает птицам в реально трудных ситуациях, когда вопрос для них становится о жизни и смерти. Ядреный мороз ударил или дожди сильно затянулись, особо не полетаешь. Но рад им каждое раннее утро. Платит как певцам, понемногу — за качество пения отсыпает немного корма. Четко понимает, кому что нравится. И вообще установил жесткий режим — очередность выступлений. Каждая птаха знает, когда ей петь, когда накормят и когда прогонят.

Честно говоря, позавидовал я этому человеку. Хотя мои 56 лет все-таки лучше, чем его 97. Он был счастлив, а я нет. Меня жизнь начала заколебывать, всё лучшее видел и испытал, восхитить меня трудно, работать и творить всё более лень. Меня б гарем разве что мог бы оживить в дюжину красавиц — больших любительниц ceкса, бани, велика, массажа, восторженных фанаток моих писаний. Хватил бы виагры — и вперед! Но тут только одна жена осталась, и она не любит баню. Скучно жить в цитадели добродетели!

А этот старец, готовый спокойно помереть хоть на следующий день — счастлив! Глядя на него, вспомнил, что сам был такой же. Но только в детстве — когда мне не нужно было ни ceкса, ни кофе по утрам, ни пива на ночь, ни сигарет каждый час, ни уйму денег на прихоти, ни чудес роботоспособности на работе.

Что старый, что малый — мудрое наблюдение. В детстве мне тоже нравилось кормить и слушать певчих птиц. Дышать свежим воздухом, рано просыпаться. То, что я всё это потерял в городской суете — это был не разумный выбор мой, а моя глупость и необходимость. С молодости привык, что чем больше город, чем ближе живешь к центру, чем бензиновей ароматы, тем больше денег мне платят. Очень поздно я достиг того духовного возраста, когда накормить стаю певчих птиц мне приятнее, чем съесть кусочек эксклюзивного плесневелого сыра самому. Поставки этого сыра прекратились, особо не грущу. Российские певчие птицы сохранились, им рад, жизнь продолжается.

И вообще понял, что самое счастливое время моей жизни было вовсе не то, когда я потребил чего-нибудь — съел, выпил, выкурил, износил, изъездил или оттр@хал. От этого остались только смутные приятные воспоминания. Надежно смываемые ныне возрастным склерозом. Оставалось вовремя сходить на унитаз или на помойку, избавляясь от остатков потребленного.

Но самое лучшее для меня было, когда я дарил — ласки, песни, танцы, шутки, мысли, нужные или красивые вещи, клубнику или лимонник с дачи — своим любимым, родным и близким, случайным незнакомкам. От радости жизни, от избытка сил и ресурсов, которые сами по себе мне лично не нужны в таком количестве.

Мне всегда нравились солнечный свет, свежий воздух, могучий лес, чистая вода, живописные виды, хохочущие девушки и скачущие лошади — никто мне не выставлял за них никогда никакого счета. Свое лучшее я дарил, но и мне самое лучшее просто дарилось.

Или вот эти мои рассказики на ан. ру — это же не просто стайку птиц покормить, а миллион читателей развлечь. И не просом каким-нибудь, а забавными случаями и отсветами моей души. Получилось — ощущение радостное. Съездил в тропики, хорошо было — но счастье что вернулся. И эта тоска возвращаться к работе. Доказывать что-то коллегам, для меня очевидное. Писать эти бесконечные записки с настойчивостью офисного дятла.

— А дятлов вы кормите? — спросил тогда я деда. Он нахмурился:

— Дятлов — никогда! Это сильная птица. Каждый разожравшийся дятел на халяве — это несколько сгнивших от червей деревьев. Его жизненный путь — их спасать. А я спасаю птиц слабых, певчих. Которых сильные птицы клюют и закаркивают, но слушать их самих невместно.

Не хватает таких могучих дедов-спонсоров в нашем шоу-бизнесе, печально подумал я. И спросил деда напоследок:

— Ну хорошо, а если не птицы, а люди? Их вы покормите, когда попросят?

Дед задумался, но быстро нашелся.

— Отношусь к людям пожалуй так же, как и к птицам. Если пурга какая, вьюга, заблудился человек в лесу, вышел едва живой замерзший — покормлю конечно чем придется, и ночлег дам. А если он оттает и на гитаре сыграет, споет хорошо — полезу в погреб, подымусь с бутылкой коньяка. Но приручать его, раскармливать и спаивать не буду. Пусть дальше сам живет — грозно сверкнул дед очами.