Из книги "Лев Ландау" М. Бессараб

"Однажды физик Лев Давидович Ландау случайно попал не в ту аудиторию, куда его пригласили, но, увидев, что стоящий у доски докладчик сделал математическую ошибку, которая осталась незамеченной, сел и стал слушать. За первой ошибкой, естественно, последовали другие. Доска приковала к себе внимание Дау. Докладчик держался с апломбом. Ландау мысленно причислил его к "зубрам". Испещренная ошибками доска должна была служить доказательством важного открытия в области метеорологии. По этому поводу на заседание кафедры были приглашены журналисты, чтобы сообщение о "новом слове в науке" сразу попало на страницы газет. Докладчик кончил и, сопровождаемый аплодисментами, сошел с кафедры. "Прошу прощения, но здесь слишком много ошибок! " — воскликнул Ландау, решительной походкой направляясь к доске. В аудитории наступила тишина. "Если эту задачу решить правильно, — мелок молниеносно мелькал по доске, подчеркивая ошибки докладчика, — эффект данной работы сведется к нулю. Работы, как таковой, вообще нет. Есть только математические ошибки. "

Недавний триумфатор был обескуражен. Аудитория замерла. Положив мелок на место, Ландау стремительно вышел. Когда все опомнились, докладчик простонал: "Кто, кто его сюда пустил?! "

Вера Владимировна Зощенко вспоминала о разговоре, который произошёл, когда Михаил Зощенко вернулся с Гражданской войны в Петроград. Он тогда был очень в неё влюблён, заявился к ней в валенках и короткой курточке, собственноручно перешитой им из офицерской шинели.

Вера Владимировна спросила: "Что для вас самое главное в жизни? " — она, конечно, рассчитывала, что он скажет: "Разумеется, вы! "

Но Михаил, недолго думая, ответил: "Разумеется, моя литература! "

Для съёмок фильма "Сибирский цирюльник" Никита Михалков отобрал большую группу молодых актёров и предложил им для "вживания" в роль поселиться в казарме Костромского военного училища химической защиты и жить там по уставу в течение двух месяцев. Но молодые люди всё-таки обманывали мэтра. Вот что вспоминает Марат Башаров:

Дело в том, что в город нас не выпускали. Но выпить-то, скажем так, иногда хотелось. А вот обычным, рядовым курсантам училища можно было выходить на волю без проблем. Вот мы и давали им деньги, а они нам из города приносили водку. А чтобы её не засекли, мы переливали всё это дело в грелки. Звучала команда "Отбой". Мы брали наши грелочки и шли в комнатку, где жили Олег Меньшиков и Володя Ильин (они жили, как и все, в общей казарме, но в маленькой комнатушке). Она у нас всегда была местом сборищ... Кстати, Меньшиков потом Ильина отселил, потому что Володя очень сильно храпел! В общем, пили водку, слушали музыку, разговаривали по поводу сценария. А если кто-то из дежурных командиров заходил в казарму и застукивал нас, грозно спрашивая: "Что вы здесь делаете?! ", мы дружно отвечали: "А мы репетируем!". Все пьяные уже, угар, музыка какая-то... "Репетируем!". Представляете? Даже не знаю, откуда у нас брались силы. Ведь в десять отбой и часов, наверное, до трёх мы гуляли. А в шесть — опять подъём...

Антуан Лоран Лавуазье — человек, совершивший революцию в химии. Это он обнаружил и доказал, что мы вдыхаем кислород, а выдыхаем углекислый газ. Нам это представляется до банальности очевидным, но когда-то стало громкой научной новостью. Его кислородную теорию горения научный мир встретил настолько враждебно, что труд сей после публикации в Берлине был подвергнут публичному сожжению. Он опубликовал первый учебник новой химии — "Элементарный курс химии". 25-летний Лавуазье был избран в Академию наук, а затем и возглавил ее.

Но началась французская революция

В 1793 году Антуан Лоран Лавуазье был арестован, обвинён в "в заговоре с врагами Франции против французского народа, имевшем целью похитить у нации огромные суммы, необходимые для войны с деспотами" и приговорен к смерти. Ни громкая слава, ни реальные заслуги перед Францией, ни заступничество бюро искусств и ремесел не спасло его. Председатель революционного трибунала Коффиналь в ответ на ходатайство о помиловании заявил: "Республика не нуждается в учёных". Приговор был оглашен 7 мая 1794 года и приведен в исполнение уже на следующий день.

Математик Лагранж с печальной иронией отозвался об этой казни: "Палачу довольно было мгновения, чтобы отрубить эту голову, но будет мало столетия, чтобы дать другую такую же...".