два чернющих паренька и разговариввают ДРУГ С ДРУГОМ по-русски.

Бред какой-то!!! Думаю я!

Тем временем — один из них кому-то звонит — че-то объясняет по-русски — потом на хорошем матерном русском его материт. Поворачивается к собседенику и говорит:

— Ну что за [ч]удак! — это он про того с кем по телефону говорил.

Собеседник поддерживает:

— Да Леха реально тупой!!!

И это вагон везущий нас через черный район Бруклина. Два [мав]ра разговаривают друг с другом на русском и искусно матерятся. Картина сюрреалистическая.

Перед выходом на нашей станции не удержался подошел к ним.

— Парни, откуда так русский хорошо знаете?

— Че? — это че прозвучало именно так, как звучит классическое пацанское "Чё" с таким быковатым налетом.

— Я говорю откуда так русский знаете?

Ответ прозвучал с типической славянской агрессией, с ощущением огромной суровой страны за спиной и с вызовом всему миру:

— Потому что МЫ — РУССКИЕ!!!

Я реально потерял дар речи на миг. Первая мысль которая промелькнула в голове

"А я-то тогда кто? " вторая мысль была ответом на прозвучавший почти моментально вопрос от черных русских пацанов:

— А ты-то кто?

— Я тоже русский — ответил я, но честно говоря как-то неуверенно.

— Из Москвы! (думаю ща про патриса Лумумбу че-нить повспоминаем. белявчик родной. ну или кузьминковский мед институ их там тоже много)

— А мы из Краснодара

("Б%я, даже не из Москвы!" — подумал я )

— Учились там? — спрашиваю

— Родились там!

На этом ни фига не душевный разговор был окончен. Вышли из вагона — вид у меня конечно был прих[рен]овший — Жанка спрашивает

— Ты чего?

— Жан, только что мы встретили настоящих коренных краснодарских гопников-негров!!! в Нью-Йорском метро. Это... это... это... б%я... у меня нет слов!

У меня действительно не было слов. Я впервые в жизни, ребята, честное слово, на миг почувствовал себя НЕРУССКИМ!!!

фиксировали максимальный вес, который он "потянул". После чего людей объединяли в группы, сначала – по двое, потом – четыре человека, восемь.

Ожидания были понятны: если один человек может поднять – условно – 100 кг, то двое должны вместе поднять либо 200, либо – еще больше. Ведь мифическое представление о том, что групповая работа позволяет достичь большего, что ее результат превосходит сумму отдельных результатов членов группы, уже существовало. И до сих пор существует и активно поддерживается.

Но – увы! Двое людей поднимали лишь 93% от суммы их индивидуальных показателей. А восемь уже лишь 49%.

Проверили результаты на других заданиях. Например – на перетягивании каната. И опять – тот же результат. Увеличивали численность групп – процент только падал.

Причина – ясна. Когда я рассчитываю сам на себя, я прилагаю максимум усилий. А в группе можно и сэкономить силы: никто ж не заметит, как в истории о жителях деревни, которые решили на праздник налить себе бочку водки. С каждого двора – по ведру. При разливе обнаружилось, что бочка полна чистейшей водой: каждый принес ведро воды, рассчитывая, что в общей массе водки его хитрость не будет замечена.

При чем тут пассивность? А при том, что, когда я действую, я волей-неволей свои усилия запоминаю и фиксирую для себя. В дальнейшем прикладываю именно столько или еще меньше. Формируя пассивное отношение к делу, в которое вовлечен вместе с другими сам.

Соответственно – в случае социальной пассивности мы можем сказать, что мы отлично понимаем ее происхождение и то, что она приводит в итоге к падению результатов до нуля. Не сразу – инерция великая вещь. Но – все же.

Нужно сразу сказать: никакие социальные технологии пока не позволили преодолеть эффект Рингельмана. Можно обчитаться заклинаниями от "гуру командной работы", но чем больше группа, тем большую пассивность свойственно проявлять человеку.