Одна новогодняя история сегодня всплыла в памяти. Было мне лет 10-11. Жили мы с мамой вдвоём. Небогато жили, но душа в душу. Она была мне не только любящей мамой, но и отличным другом. Мы в то время обновкам безумно радовались, потому как нечасто они нам выпадали, и берегли мы их сильно, чтобы после нас ещё и младшие донашивали.

Накануне Нового года зашли мы с мамой в "Детский мир". И до ужаса мне там одно платье понравилось. Красное, вязанное, с яркой синей окантовкой снизу и на рукавах. Собирались мы туда за какой-то мелочью, то ли гирляндами, то ли дождиком (были раньше такие блестящие ниточки). Я упёрлась и сильно стала маму просить платье примерить. И село это платье на мне как влитое, будто на меня шили. И фантазии сразу в моей голове стали возникать. Нравился мне один мальчик в классе, сильно нравился, и очень хотелось, чтобы на празднике в классе он меня в этом платье увидел.

Вот стою и чуть не плачу, и платье снимать не хочу. Тут мамочка моя это увидела и говорит: "Ну я зарплату скоро получу, давай возьмём". Ехала я домой счастливая до чёртиков.

Квартиру украсили. Ёлочку нарядили. А из еды в холодильнике только лёд и кусочек сливочного масла остался. С нетерпением ждали мамину зарплату. Как вы помните, в советское время и 31 декабря люди работали, только их пораньше отпускали. Приходит мама с работы расстроенная: зарплату не дали, задержали. В глазах слёзы, в голосе обида. А главное, стыд, что меня без праздничного стола оставила.

К слову сказать, совершенно точно помню, что нисколько не расстроилась по этому поводу. Настроение было всё равно праздничное. Сидела перед телевизором, с удовольствием смотрела новогодние фильмы, которых именно в новогодние праздники было много, а в обычные дни телевидение разнообразным, как сейчас, не было. Да и каналов было всего два, по-моему.

Мама сварила картошку, сдобрила сливочным маслом, натёрла морковь, посыпала её сахаром. Больше в доме ничего не было. И на зиму консервировала она совсем немного, так как работала на двух работах, чтобы я ни в чём не нуждалась. Сели мы с ней за стол, и мама расплакалась. Стала я её успокаивать и не заметила, как сама уже рыдала в три ручья. Не из-за отсутствия праздничных блюд, а почему-то очень сильно маму стало жалко, до удушья в горле. В конце концов мы легли рядышком под одеялом на диване, прижались друг к другу и стали смотреть праздничный концерт. И вот 12 пробило. Соседи по лестничной площадке стали выходить с бокалами шампанского на лестничную площадку и поздравлять друг друга. Орали и песни горланили. Только мы никуда не выходили.

Тут звонок в дверь, настойчивый, неоднократный. Мама пошла открывать, а там соседка, которая вечно ворчала на меня по разному поводу: то я очередь пропустила и подъезд не помыла, то топаю сильно и ей мешаю. Вредная, короче, бабулька была, детвора из нашего двора её недолюбливала. Гоняла нас за крик и писк на улице. Умела приструнить и крикливых женщин, и разгулявшихся мужичков. Соседка, была уже вполне встретившая Новый год, я не слышала, о чём они говорили с мамой, но зато увидела напирающую на маму тушку грузной бабушки. Она протиснулась в комнату, осмотрела наш стол с картошкой в центре и молча ретировалась назад. Помню, мама сильно покраснела.

Спустя минут 20 в дверь не звонили, а ногами пинали. Мы аж вздрогнули, естественно, мама мне выходить запретила и пошла сама узнать, кто это хулиганит за нашими дверями. Через минуту в комнату вкатилась баба Вера. В руках она держала сумки с разными банками, коробочками, тарелочками, подмышкой торчала бутылка шампанского. Прикрикнув на маму, чтобы та не стояла как пень, а помогла, она стала доставать из сумок салаты, колбасу, банку солёных огурцов, половину отваренной курицы, конфеты и даже несколько мандаринов. Мама опять заплакала, но уже не так как раньше. Баба Вера назвала её дурой, вытерла ей нос своим огромным рукавом, повернулась и ушла.

После Нового года баба Вера так и продолжала командовать во дворе и в подъезде. Никогда она не вспоминала про тот новогодний вечер. Похоронили мы бабу Веру, когда моей дочери уже годик исполнился. Хоронили всем подъездом. И оказалось, что все любили нашу "вредную соседку", что всем когда-то в чём-то она помогла.

Был в Древней Греции такой деятель – Алкивиад. Проходимец, прощелыга, плут, лжец, обманщик, совершенно безответственный авантюрист и циник безо всяких принципов. Но, вместе с тем, – обаятельный, способный, волевой, деятельный, решительный. И поэтому оставил по себе след не только в учебниках и научных трудах по истории: в древности "алкивиадских" анекдотов ходило, наверное, не меньше, чем столетия спустя – о Василь Иваныче с Петькой и Брежневе. Вот один из них.

Однажды закрутил он (Алкивиад) шуры-муры-амуры с афинской гетерой по имени Лаис. И вот, как-то раз, на очередной попойке в своей компании, кто-то из приятелей и говорит ему: ну что ты, мол, валандаешься с этой Лаиской? Она ж тебя не любит.

Алкивиад единым духом осушает добрую чашу кипрского, оправляет себе в пасть горстку соленой черноморской кильки (весьма, между прочим, ценимой древними греками), прожевывает, глотает, блаженно отдувается, и, наконец, ответствует:

— Вино и рыба меня тоже не любят. Но мне нравятся. Если цены своей стоят.

До восьмого класса училась в школе, которая считалась хорошей. Преподавали там действительно неплохо, но атмосфера была отвратительная. Детки из семей побогаче откровенно презирали более бедных, травля, драки (скорее избиения, когда пятеро на одну).

После одного такого случая я потребовала от родителей, чтобы перевели меня хоть в школу для умственно отсталых, но туда я больше не пойду. Это был конец полугодия, в крутом математическом лицее в соседнем городе проводились вступительные экзамены, мама сказала, что надо попробовать, и я сдала. Следующие три с половиной года прошли просто волшебно. Ребята в классе мерились не дорогими шмотками, а умением решать сложные уравнения, а самой крутой в школе считалась девочка, которая попала на международный конкурс в США и там вошла в десятку лучших. Я не связала свою жизнь с математикой, работаю экономистом, но до сих пор в любой жизненной ситуации думаю, что если у меня тогда получилось из гадюшника перебраться в сказку — значит, все проблемы решаемы! Это, пожалуй, самый главный урок школьной жизни.

Думаю, что все слышали/читали юмористические рассказы про то, как какой-нибудь начальник посещал провинциальный город. Думаете, что это ну хоть какое-то преувеличение? А вот и нет.

Как-то на рубежа предыдущих десятилетий, когда Медведев был то ли псевдопрезидентом, то ли премьером повадился он в один симпатичный волжский город.

Работаю в техподдержке. Звонит мужчина лет пятидесяти, голос вежливый, интеллигентный:

— Здравствуйте. У меня проблема с принтером.

Я напрягся. Обычно “проблема с принтером” — это как диагноз: лечится долго.

— Что именно не так?

— Ну вот… Я пытаюсь распечатать видео, а принтер не показывает картинку.

Тут я завис. Несколько секунд молчания.

— Простите… вы хотите сказать, что отправили на печать видеофайл?

— Да! И слышно, как принтер жужжит… но на бумаге только текст какой-то, цифры… А где кино?

Я представляю: сидит он, смотрит на белый лист, ждёт премьеры “Терминатора”, а там субтитры из кодеков.

— Понимаете, принтеры печатают документы и картинки. Фильмы они не показывают.

— Так значит, у меня бракованный?

И в этот момент я понял, что жизнь — это постоянный баланс между объяснить серьёзно и не рассмеяться в трубку.

Я объяснил, что для фильмов нужен компьютер, телевизор или хотя бы телефон.

На том конце повисла пауза. Потом мужчина со вздохом сказал:

— А я уже кресло перед принтером поставил.