здесь.

Утренняя планерка, понедельник, директор проводит её сам лично, первый вопрос молоденькой девушке, старшему диспетчеру гаража:

— Светлана, сколько водителей сегодня на линии?

Та заглядывает в свои записи, считает, и уверенно отвечает:

— Двадцать восемь.

Директор возражает непечатным словом, смысл которого выражение несогласия с цифрой в ответе.

— Врешь Светлана. Я видел что Василий с бетономешалки, на балконе курит, и всю ночь кутил, не мог он на линию выйти. А Николай с автовышки, уже в восемь утра из магазина возвращался с пивком.

Светлана в слёзы, закрыв лицо руками.

Директор продолжает опрос:

— Мария Ивановна, а ты была в пятницу на двенадцатой позиции, объему штукатурных работ посчитала?

— Да, была и посчитала. Называет цифру с тремя нулями в метрах квадратных.

Директор проверяет на калькуляторе, умножает, складывает, и отвечает:

— Мария Ивановна, ладно молодая, ну ты то зачем пи#дишь, не была ты там, по проекту посчитала. Перегородки там ещё не ставили в квартирах, откуда такие объёмы штукатурки...

добродушного, толстенького, с мохнатыми ногами.

Я часто рисую героев книг с конкретных людей-актеров или своих приятелей.

Рисунки в издательстве очень понравились, особенно, естественно, Хоббит-Леонов, и книгу отправили в типографию, а я с нетерпением ждал ее выхода.

Но тут вдруг в "Литературной газете" появилась огромная статья Юрия Никулина, где знаменитый клоун и киноартист жаловался на то, что изготовители каких-то бесконечных дурацких кукол украли его имидж и используют для своих целей, что его ужасно возмущает и огорчает.

Все это было справедливо, поскольку речь шла о банальном нарушении авторских прав, о которых представление в то время в Союзе было самое смутное.

И тут моя умная жена Вика говорит: "Ну, все! Начинается очередная идиотская кампания в печати – защита авторских прав, и твой Хоббит-Леонов идеально подходит для ее иллюстрирования – ты без спроса украл его имидж и изобразил его пузатого, с мохнатыми ногами, может быть, его это возмущает…" Получалось, что это так.

И теперь, видя Леонова в кино или по телевидению, я смотрел на него с опаской, представляя, как он будет возмущаться или вообще подаст в суд на художника.

В общем, я ждал неприятностей.

Но тут Леонов приехал в Питер, в Дом кино, где проходила премьера фильма с его участием. На банкете жена говорит: "Вот сейчас все выпьют, расслабятся, и хорошо бы тебе показать Леонову книгу" (я только что получил сигнальный экземпляр).

Она помчалась домой и привезла "Хоббита", и когда режиссер познакомил нас с Леоновым, я ему говорю: "Евгений Павлович! Вы мой самый любимый артист. Я вот даже в замечательную книжку вас нарисовал, без вашего, правда, разрешения".

Тут он, вопреки всем моим опасениям, пришел в неописуемый восторг, прямо хохотал, рассматривая все картинки (и кругом все смеялись), а потом вдруг так растерянно спрашивает: "Эх, а где бы вот и мне достать такую книжку, ведь это, наверное, трудно? "

А я ему: "Да я с радостью подарю ее Вам, вот эту, и прямо сейчас". Надписал ее и вручил Леонову под общий восторг всех.

Так благополучно вся эта история закончилась.

Позднее в книге "Письма к сыну"Евгений Леонов написал: "Ленинградский художник Михаил Беломлинский подарил мне книжку английского писателя Джона Толкина. Он изобразил героя повести хоббита Бильбо очень похожим на меня. Копия, не правда ли? Сказка мудрая и очаровательная, рисунки тоже".

который к тому моменту имел двоих малолетних детей и несколько лет плотно работал в шоубизнесе, переводя куклы в деньги, отнёсся к этому плану с исключительно практической точки зрения. Он прикинул, что ездить по стране, ставить спектакли и получать гонорары значительно выгоднее, чем служить в гостеатре на зарплате, и сказал Владику свое "одобряю".

Но Владик — он же романтик, он творец. Димин суровый коммерческий взгляд на жизнь Владику абсолютно чужд. Владик воспарил. Он снова был первокурсник — чистый, наивный и преисполненный восторгов, он прибегал с занятий с горящими глазами, он врывался к Диме в мастерскую, он взахлеб рассказывал и рассказывал, чт? сегодня на мастерстве им объяснял Александр Янович, какие тонкости мастерства раскрыла им Тамара Рахматулаевна, как блестяще прошел его этюд, как интересно был сделан зачин, как они в тандеме с…

Дима хватал ртом воздух. "Костин, — орал он, — ты взбесился?! Тебе сколько лет?! Какие зачины, какие этюды, какая на хрен рахматулаевна, окстись, опомнись! "

Но крылья было не подрезать. По сути дела, в дополнение ко мне, Ане и Васе кукушка сунула Диме в гнездо четвертое яйцо.

Владик нам никогда не мешал — в нашей питерской двухсотметровой квартире жили только мы, дети, няня и пекинес Конфуций, и потеряться там было проще, чем столкнуться. Да и потом мы были молодыми, а кому в молодости мешают друзья?

Но был договор: мы с Димасом готовим ужин, а Костин моет посуду. Посудомоечную машину мы тогда еще не купили, и Костин всё исправно мыл. Вот только к грязным сковородкам на плите он испытывал неприязнь и игнорировал их, ну, типа, не заметил, далеко стояла, да и близорукость…

Обнаружив в очередной раз сковородку на плите, я написала Владику письмо и оставила у него в комнате на кровати. Костин пришел поздно, вскрыл конверт и прочитал примерно следующее: "Послушай меня, любимый. Я знаю, что всё безнадежно…"

Там много чего было. И тишина, и долгожданные шаги в ночи, и жаркие мысли о его теплых руках, и его равнодушие, и горечь, и снова одиночество. Пишу я довольно красочно, фигня катилась как по маслу, и на третьей строчке Костин, который дружит с Димасом с семи лет, с выпученными глазами собирал по комнате носки и кое-как пихал их в сумку, чтобы прочь, прочь, беда же, лучший друг, бежать, бежать… К счастью, он дочитал до конца. Письмо было подписано: Твоя Немытая Сковородка.

Утром бледный и бешеный Владик ждал меня в гостиной, размахивая письмом, как Мартин Лютер девяноста пятью тезисами. "Ты знаешь, ты кто?! — задыхался он.

— Да ты же ведьма! Да я же чуть не умер! Да как ты могла!! "

Ах, блестела, сверкала с тех пор сковородочка-то. Разве что розами ее не украшали.

Lisa Sallier