|
Все- таки мужской характер- всегда и везде мужской характер.
Наблюдали в зоопарке семейство обезьянок- саймири. Маленькие такие изящные обезьянки из Центральной Америки. Глава семейства величественно возлежал на боку в тени и от чего-то очень сильно отдыхал. Его подруга жизни барахталась на ветке с двумя детенышами на спине, безуспешно пытаясь их от себя отклеить. По виду ее было ясно, что ей давно хочется пить, есть, писать, отдохнуть и так далее- но дети мешали слезть с ветки. Только отдерет со спины первого и возьмется за второго- первый обратно залезает. Вокруг собралась уже немаленькая толпа подсмеивающихся зрителей. В какой-то момент папаше семейства весь этот шум и суета надоели- он поднялся, мощной и решительной мужской рукой оторвал от спины самки обоих малышей, пересадил к себе на спину, укусил за палец особо назойливого подростка, сунувшегося в клетку, грозно рыкнул и уселся на ветке в позе Кинг-Конга, оскалив зубы и угрожающе сверкая глазами на всех остальных зрителей. После чего большинство из них разошлось, поняв толстый намек, что это обезьянье семейство хочет покоя. То, что самочке полчаса не удавалось- у папаши менее чем за минуту получилось. |
| 14 Aug 2017 |  |
| - вверх - | << | Д А Л Е Е! | >> | 15 сразу |
Наблюдал сегодня в "Ашане" сценку. Стоит в проходе между рядами мужичок, невысокий, щупленький, лицо неприятное, неопрятный, уже изрядно пьяный и, что самое гнусное, воняет от него вперемешку потом, перегаром и дерьмом. Причём дерьмом сильнее всего. В одной руке он держит банку с консервами какими-то, а другой держит тележку, которая вместе с ним наглухо перегородила проход. И вот идёт по этому проходу хорошо одетая женщина лет пятидесяти, тоже с тележкой. Подходит к мужичонке и вежливо к нему обращается:
— Молодой человек, разрешите я пройду.
Мужик поворачивается, осматривает её и таким базарным голосом:
— Проходи, я чё – не разрешаю?
— Извините, но ваша тележка мешает.
— Чё она мешает? Мене не мешает. Тебе мешает – возьми обойди.
— Вы не могли бы выйти из прохода. Вы мешаете пройти.
— Чё ты хочешь? Из какого прохода?
И тут женщина, понимая, что придется обходить этого козла, ставит в диалоге жирную точку:
— Ну, судя по запаху, из заднего вы уже вышли.
Поехали мы прошлой осенью с другом на природу, на уток охотиться. Приехали на место. Ну, пару пузырей отохотили, посидели, даже время с ружьем побродить осталось. Встали, пошли на наше озеро, довольно большое. Идем тихо, крадемся по кустам и тростникам — а вдруг, маскировка полнейшая. Подкрались, а у противоположного берега стая жирнющих уток — бойлеры прямо, штук 12.
Ну, залегли, достали пластиковое чучело, тихо, чтобы не спугнуть, пустили его в озеро. Лежим в тростнике, как придурки крякаем в манки. Уткам пофиг, не подплывают.
Решили сами поближе подкрасться. Выползаем из тростника, и бережком, чуть не по-пластунски, крадемся в сторону уток.
И сталкиваемся нос к носу с другим охотником, ползущим в сторону нашей приманки с ружьем наготове.
Картина Репина маслом по хлебу: в лесном озере плавает тринадцать пластиковых итальянских чучел, и чудики-охотники с двух сторон ползут на них охотиться...
Викентий Вересаев после окончания Дерптского университета и короткой практики в Туле вернулся в Санкт-Петербург и начал служить ординатором в Боткинской больнице. Трудный опыт, врачебный и житейский, приобретённый в эти годы, лёг в основу художественно-документальной повести "Записки врача". Повесть увидела свет в 1901 году и принесла автору заслуженную славу. Её тиражи, следовавшие один за другим, быстро раскупались. Невзирая на небывалый читательский успех повести, врачебная печать встретила "Записки" в штыки, коллеги ругали Вересаева, называли лживым дегенератом, возмущались: "Скверная та птица, которая гадит в собственное гнездо!".
У вечного оппонента Вересаева, Ивана Бунина, был в жизни неприятный эпизод. Однажды в поезде он представился случайному попутчику и в ответ услышал: "Чем изволите заниматься?". С Вересаевым подобного никогда не случалось. Стоило ему назвать свою фамилию, как собеседник тут же радостно изумлялся: "Автор "Записок врача"?!". Позднее это стало Вересаева раздражать. Став маститым писателем, он уже считал свою повесть плохо написанной, вялой, неврастеничной. Ему бы хотелось услышать: "Вы — автор "Живой жизни"?". Но не будем придираться к недостаткам "Записок", ведь их главное достоинство — честность и боль за отечественную медицину, ведь это первый откровенный разговор о врачах и пациентах!
В школе меня постоянно дергали на какие-то олимпиады. Однажды потянули на олимпиаду по химии. Я растолковал это как дань моим умственным способностям. Узнав об этом, моя мама, химик, носившая до встречи с моим папой старую дворянскую фамилию, повела себя как кухарка. Обычно она смеется как тургеневская женщина. А тут расплескала чай и расхохоталась.