и политтехнолога. Наша компания его как-то недолюбливала за это, но потом поняли — каждый крутится в этой жизни как может и хочет, кого-то тошнит от политики, а кто-то получает истинное удовольствие лезть в это дерьмо. Между нами и ним в компании установилось негласное табу — Серёга не говорит о своей работе и политике, чтоб мы его не удавили (пару раз "заливался Соловьевым", где-то даже хвастался большими знакомствами и такими же зарабатываемыми на этом дерьме деньгами, за что и услышал от нас всё, что мы о нём и его кипучей деятельности думаем, с тех пор молчит и улыбается в основном, когда встречаемся).

В новогодние праздники наша компания, как обычно, пользуясь длинными выходными, сидела в баре и неторопливо беседовала о жизни. То и дело разговор срывался на новости, политику, Казахстан и т. д. Серёга (как обычно) терпеливо молчал, потягивая пиво. Кто-то из компании (как обычно) косился на него, удивляясь его выдержке, ведь тема политиканства тесно связана с его деятельностью и когда-то он неплохо нас просвещал в таких вопросах. Разговор от выпитого перешёл на тему "блин, ну почему за годы, десятилетия эти президенты, чиновники, политиканы не могут никак начать жить мирно, договориться обо всем, зачем нужны эти конфликты, войны" и так далее.

Наконец, вздохнув, Серёга лениво произнес: "Так понятно же почему, вы просто не умеете мыслить как политики". Все недоуменно уставились на него. Он, оживившись от внезапного интереса, продолжил: "Ну вот, представьте, мужики. Допустим, я правитель условной страны. Или сенатор. Или хрен знает кто — в общем, лицо, наделенное какими-то полномочиями. Прихожу на работу. Изучаю дела рабочие. А у меня везде всё хорошо! Ни с кем нет конфликта. Со всеми прекрасные отношения. Народ доволен мной, я доволен народом. Сижу и думаю — а чё делать то? Скука же смертная! Где применить власть? Где решить проблему? Где самоудовлетвориться? Если всё хорошо? Ну и пошло-поехало — придумываю проблему, и упорно ищу её решение. Создаю рабочую группу, провожу всякие там совещания, ору на кого-то, кулаком по столу стучу, аааа! Ура! Движуха, мать её! Жизнь закипела! Сразу и азарт появляется, и огонь в глазах, и зубы лязгают! И народ в проблему втягиваю, и все подчинённые уже решают проблему, которая час назад была только в моей голове! А проходит день — и вся страна уже говорит о проблеме, журналисты воем воют, а я смотрю на это и топорщусь от собственной значимости! И ресурсы кидаю на проблему, на ее решение! И нечеловеческими усилиями, подвигом спасаю мир от того, что придумал несколько дней (месяцев, лет — выберите нужное) назад сам, чтоб скуку развеять. Вот так, мужики. И только так, и во все времена, и во всех странах. Да и в вашем бизнесе так, когда начальнику скучно. Наверно, это всё из детства идёт, мы ж не в шахматы во время играли, а в войнушку. Хорошо, конечно, тем, кто адреналин получает от спорта, экстрима. А толстожопым-то в мягких креслах откуда получать?! "Сергей вдруг опомнился и замолчал, он сам не заметил как перешёл на повышенный тон и добрая половина бара уже смотрела на него. Он отхлебнул пива и уже тише сказал: "Вот такая картина, мужики. И нет никакого светлого спокойного будущего, есть адреналиновое настоящее. Выживание масс от придуманных уродами проблем. Увы...".

на чистом русском языке: "Петя, выезжаешь на 280-ю, она переходит в 80-ю, на 284-м экзите выезжаешь и звонишь мне, я тебя подбираю". И добавляю: "Всё время ориентируйся на вывеску "Поконо". Поконо, если кто-то не понял, это дачная местность.

Где Петя переехал на 287-ю и при этом поехал в обратную сторону – на юг, я не понял, но теперь это уже не важно. И вот он едет-едет, едет-едет, а вывески "Поконо" всё нет и нет.

Через два часа его Мила включает свою пилу: "Как можно было не взять карту? Как можно было не выяснить куда ехать? Как я могла связаться с таким идиотом? Боже, как я могла так влипнуть? "

Тогда Петя думает: "Надо ехать быстрее, потому что на этой скорости она меня распилит раньше, чем мы доедем до этих Поконо".

Он нажимает на газ и едет так минут пять – не больше, потому что за ним появляется мент со своей светомузыкой и требует остановиться. Петя, новый иммигрант со старыми привычками, хватает бумажник и бежит к менту. Тот спокойно достает свой пистолет и говорит, что если Петя сейчас не сядет обратно в свою машину, он его убьет.

Петя не столько по словам, сколько по жестам, понимает, что с ним не шутят и возвращается в свою машину.

Мент прячет пистолет, выходит из машины, подходит к Петиной и говорит ему: "Дай мне свои водительские права" и показывает на бумажник. Петя опять все понимает по-своему и достаёт из бумажника 100 долларов. Мент ему говорит: "Если ты намерен мне дать не водительские права, а взятку на рабочем месте, то я на тебя надену вот эти наручники". И показывает ему наручники.

Мила, которая тоже не понимает, почему мент отказывается от 100 долларов, спрашивает: "Петя, что он от тебя хочет? "

Петя отвечает: "Я не знаю! Может предложить ему 200? "

Мила говорит: "Боже мой, почему я связалась с таким идиотом? Если ты не знаешь, сколько это стоит, так выясни у него! "

"Почему я идиот? – в очередной раз удивляется Петя. – Просто, когда мне показывают то пистолет то наручники, я немного нервничаю".

"Так перестань нервничать и выясни! " – говорит Мила.

"Хорошо, я сейчас всё выясню! – говорит Петя, потом поворачивается к менту и, как его учили на курсах английского языка, говорит: "Хэлло, ду ю спик инглиш? "

Мент удивленно: "Ду ай спик инглиш?! "

Петя ему: "Йес, ю! Ду ю спик инглиш? "

Мент – в полной растерянности, потому что никаких других языков кроме английского он не знает.

Мила говорит: "По-моему, он такой же идиот как и ты! Боже, как я влипла! "

Мент, между тем, приходит в себя, прячет пистолет и говорит Пете:

"Оk, where do you go, dude? " (куда ты едешь, умник?)

"I’m Petya, – отвечает Петя, как его учили на курсах. – What is your name? "

Мент, ничего не отвечая на Петин вопрос, берёт его телефон, смотрит, какой последний номер он набирал и звонит мне.

"Здравствуйте, – говорит он, – я полицейский такой-то, вы случайно не знаете Петю? "

Я честно отвечаю, что Петя мне хорошо известен, причем с детства.

"Прекрасно! – говорит мент. – Тогда ответьте мне на такой вопрос: не страдает ли ваш друг какими-то психическими заболеваниями? "

Я отвечаю, мол, нет, не страдает. "Может быть он перенес недавно, какую-то тяжелую психологическую травму? " – продолжает настаивать мент.

"Тяжелую психологическую травму, – отвечаю я, – Петя перенес 30 лет тому назад, когда женился на той женщине, которая сейчас сидит справа от него. Но судя по тому, что он до сих пор её не задушил, он – в прекрасной психологической форме".

"Это я понимаю, как никто", – вздыхает мент.

"Просто он ещё не успел выучить английский, – добавляю я. – Отсюда все проблемы"

"Так где вы его ждете? " – спрашивает мент, и я объясняю где.

И тогда мент становится перед Петиной машиной и везёт его с мигалкой сто миль до 284-го экзита, где передаёт его мне, как говорится, с рук на руки.

Уже на даче я объясняю Пете, что у нас в Америке с ментами надо быть поосторожней, потому что таки да могут застрелить на месте.

"Я же говорю, что он идиот", – замечает Мила.

"Почему? " – не понимаю я.

"Потому что никакой умный человек не поедет 100 миль, чтобы помочь такому Пете, как мой, если он может его застрелить на месте и не иметь этой головной боли! "