|
Все мы видели кинофильмы в которых есть эпизод, где наёмный убийца прибывает на место, открывает длинный чемодан, достаёт из него отвратительного вида детали и собирает снайперскую винтовку.
Вот так однажды, находясь под угрозой выселения из своей квартиры, я отправился поиграть на саксофоне на одну из пустых автомобильных парковок. Открыл багажник, достал длинный чемодан, собрал саксофон и принялся играть. Через несколько минут рядом запарковалась полицейская машина, которая оставалась на месте до самого окончания моего представления. Мужик, надеюсь, тебе понравилось! |
| 30 Aug 2025 | Анатолий   |
| - вверх - | << | Д А Л Е Е! | >> | 15 сразу |
В конце 1970-х в Манхэттене появился знаменитый клуб свингеров Plato’s Retreat. Его основатель, Ларри Левенсон, был бывшим продавцом мороженого. Видимо, после криков "Кому эскимо? " он решил перейти к бизнесу, где клиенты кричат что-то совсем другое.
Он придумал "демократию для взрослых": вход только парам, мужчинам отдельно нельзя, а
Литературные музы бывают разные. Mужчина бандитского вида – тоже муза.
Профессиональный грабитель Мишель Вожур, приговоренный в общей сложности к 27 годам тюрьмы, особо опасный, тяжело раненый в перестрелке с полицией, неоднократно бежавший с кичи и т. д. , и т. п. У него было две жены (вторая, кажется, и поныне с ним). На обеих он женился, будучи за решеткой.
Первая обучилась летать на вертолете, приземлилась на крышу тюрьмы и умыкнула своего суженого. Села (по приговору суда). Написала книгу.
Вторая дважды попыталась устроить ему побег (один раз тоже на вертолете). Села (по приговору суда). Написала книгу.
Это вам не отечественный уголовник Мадуев, всего лишь соблазнивший свою следовательницу. Там сюжет на тему роковой страсти, а тут о таинстве вдохновения.
Вожур обеих своих жен сделал и преступницами, и писательницами.
Мистический дар внушать чувство, которое способно не только толкнуть любящую женщину на головокружительные эскапады, но еще и зарядить творческим электричеством, поражает воображение.
Вчера было. Еду в машине, никого не трогаю. Звонок. Из телефона молодой девичий голос, на русском. Дело происходит в Израиле. С пионерским задором мне говорят: Шалом! Сразу понимаю что жулики. Но, не менее радостно, отвечаю Шалом! Уже более официальным госолосм: С вами говорят из института национального страхования. Точно жулики. Так наши институт национального страхования никогда не звонит. Отвечаю: чьего имени? На той стороне зависли. Снова уже менее уверенным голосом: с вами говорят из институт национального страхования. Еще раз вежливо интересуюсь: Чьего имени? Опять зависание. Уже совсем не уверенным голосом: это институт национального страхования. Я еще раз спрашиваю Чьего имени? тут уже совсем отчаявшись у меня спрашивают Что я такое говорю? Девочка родилась после перестройки и не понимает о чем речь. Я объясняю: ну например имени Ленина, Бен Гуриона, Сталина. Завис полный. Отчаянный голос: ты что дол.. б? и трубка вешается. Достойный ответ из Института Национального Страхования Израиля.
Эту историю я слышал много раз — от своего дяди-шахтера, человека уже преклонных лет, но с ясным, как осенний воздух, чувством юмора. Он рассказывал её к месту и без — всегда с одинаковой грустной улыбкой, будто вновь переживая ту самую потерю.
Было это в те времена, когда троллейбусы ещё звенели, пахли махоркой и надеждой,