Например, Памела описывала, как она закончила университет, факультет журналистики, и поехала на стажировку в главную газету Бразилии. Не помню уже, какая там у них главная, но это абсолютно неважно. Приехала, вышла на работу. И тут же главный редактор предложил ей провести ночь вместе.

— Но ты же женат? – удивленно спросила Памела.

Тут настала очередь удивляться у главного редактора.

— Но я же не предлагаю тебе жениться, — объяснил он. – Я предлагаю провести ночь вместе.

Через полчаса Памела пришла в выделенный ей кабинет. За эти полчаса 8 мужчин в редакции предложили ей провести ночь вместе.

Кабинет Памела делила с Габриэлой, стажеркой из Мексики, и Памела задала ей вопрос о массовости непристойных предложений в Бразилии.

— Но ведь если они не предложат, — объяснила Габриэла, — ты же обидишься. Это будет значить, что ты такая уродина, что на тебя никто даже смотреть не хочет.

— Они из вежливости, — объяснила Габриэла.

И действительно, мы приветствуем друг друга и говорим "Здравствуйте! "Совершенно не помня о том, что тем самым мы желаем нашему собеседнику быть здоровым. Англичане приветствуют друг друга вопросом "How are you? ", но при этом они вовсе не хотят узнать, как у нас дела. Так что вполне возможно, в Бразилии сложился новый вид приветствия мужчинами женщин. – Переспим? – Нет, спасибо. И улыбнулись, и разошлись по рабочим местам. И так каждое утро.

Памела рассказывала о том, как в разных странах женатые люди соблазняют замужних. Во Франции принято немного жаловаться на жену. Она меня не понимает! У нас прошли чувства к друг другу. Мы просто делим квартиру, но мы, в сущности, уже чужие люди. Короче, если ты хочешь соблазнить замужнюю француженку, то ты должен послать ей сигнал – я эмоционально доступен! Я могу полюбить!

Совершенно иная система действует в Японии. Там надо дико хвалить свою жену, и рассказывать, как трогательно и нежно ты о ней заботишься. Тем самым японцы посылают о себе следующий сигнал. Видишь? Я умею ухаживать за женщинами. Я заботливый! Это доказано моим резюме!

Дальше Памела писала о том, что происходит в разных странах, когда один супруг ловит другого на измене. Во Франции очень распространен шаблон поведения, когда всё спускается на тормозах. Супруг не говорит прямо, что он знает об измене, но намекает на это.

– Софи, от тебя что, пахнет мужскими духами? Кажется, такими душится Жюльен?

— И все, Софи знает, что её и Жюльена спалили.

Hадо остановиться.

В Америке же действует антифранцузская модель. Здесь муж ведет жену в столовую, они садятся за стол. И говорят часов 6. Муж задает сотню вопросов.

— Как давно это у вас?

— Чего тебе со мной не хватало?

— Сколько раз у тебя был орг@зм?

— Ты спала с ним, а потом со мной в один день?

— Он был лучше?

После чего муж забирает все пароли жены, закрывает ей все аккаунты в социальных сетях. И начинает официально следить за женой по ее геолокации. Жена обязана чувствовать себя виноватой, ходит, опустив очи долу, и тема измены обсуждается ежедневно годами.

Памела писала, что в США супруги зачастую любят друг друга, измена была ошибкой, но они все равно разводятся. Просто потому что эту пытку выдержать никто не в состоянии.

Наконец, мы переходим к тому, ради чего я это все излагаю. Сколько процентов супружеских пар изменяют друг другу в течение года? Памела американка, а муж француз. По данным Памелы, и в США и во Франции за год изменяют друг другу 3% супружеских пар. Я обсуждал эту цифру с небольшим количеством американцев, они смеялись гомерическим хохотом. 3%? Не смешите мои американские тапочки!

А вот в Объединённых Арабских Эмиратах изменяют 100% мужчин и 0% женщин. Чисто теоретически, это возможно, если есть одна женщина, и все мужчины изменяют с ней.

Наконец, по мнению Памелы, мировой столицей супружеских измен является Москва. В доказательство она приводит любопытный аргумент. Она говорит, что в Англии есть поговорка "мой дом – моя крепость". И ключи от дома англичане не дают никому. А в Москве люди дают ключи от квартиры друзьям, чтобы те переспали там со своими любовницами. Памела говорит, что до такого распутства не дошли ни в одной стране мира. Русские совсем совесть потеряли. Во всех странах люди скрывают измены. А в России наоборот, некоторые ими порой хвастаются. На работе все знают, кто с кем спит.

целовать сватье руки в благодарность за то, что "её непутёвая дочь наконец-то пристроена", свекровь попросила перевести маме с английского:

— Ах, как повезло нашему сыну вытащить лотерейный билет в лице вашей дочери: не просто умная, а ещё и такая красивая!

Мама начала ловить ртом воздух и тяжело дышать.

— Что с мамой? — забеспокоилась свекровь.

— Что с тобой, мама? — перевела я маме с английского.

— Мне просто очень непривычно слушать такое от свекрови про невестку- пролепетала мама, всё ещё находящаяся в состоянии шока.

Когда много лет назад папа привёз знакомить мою маму со своей матерью, то последняя бросила сквозь зубы:

— Где ты откопал эту рябую? Зачем она тебе?

И мама это услышала. Она была огненно-рыжая и вся в веснушках. Веснушки были даже на губах, но мама была при этом кинематографически красива. Мама не знала о том, что она красива: "девочке нельзя говорить, что она красивая, чтобы она не выросла [м]лядью".

Мама очень старалась понравиться свекрови: каторжно работала в огороде, поднимала два вместо одного мешка картошки, каждый день мыла ледяной водой из колодца полы в доме, полностью взяла на себя кухню, но баба Люба оставалась снежной королевой: рябая и рябая, её обесценивание было непоколебимым.

Потом моя "рябая" мама досматривала свекровь-снежную королеву в нашей крошечной квартире, убирая из-под неё всё, чем та была наполнена по отношению к маме. Снежная королева умерла, так и не сказав своей "рябой" невестке спасибо.

Хорошо, что семейные сценарии можно и нужно переписывать. В большинстве случаев- через кровь и слёзы, под гнётом неподъёмного чувства вины, что "ты идёшь против рода своего", но их можно и нужно переписывать.

У меня ушло много лет и сил на то, чтобы переписать женские роли в сценарии моего рода. Роли девочек-крестьянок, у которых был незавидный старт: без паспорта, без точной даты рождения, и практически без выбора. Мама, считающая, что ценность женщины в том, сколько мешков она может взвалить на плечи. Бабушка, ставшая снежной королевой, чтобы выжить.

Иногда мне бывает жаль: как же долго я крутилась, как мне казалось, вхолостую. Но когда я смотрю на свою дочь, я понимаю, что всё-таки- не вхолостую. Всё-таки у дочери был совсем другой старт. И это, пожалуй, лучшее, что я могла для неё сделать. Любить её без условий и всегда говорить ей об этом.

Из-за карантина мы сейчас реже видимся с мамой Джерри (так зовут свекровь). Последний раз мы виделись на день матери. Она подъехала ко мне в своём инвалидном кресле, попросила наклониться к ней и сказала тихо, чтобы никто не услышал: спасибо за твою любовь к моему сыну.

Я рассмеялась в ответ: he made it very easy for me (он упростил мне задачу).

Не так давно женщину моего рода оценивали по количеству мегатонн картошки, которые она способна взвалить на плечи. Сегодня её ценят по количеству мегатонн любви, которую она способна дарить.

– или даже раньше – звонит мне в дверь его сын и говорит ласково так, выходи, мол, дорогой, ОН приехал поговорить о делах наших скорбных, покалякать. Не бойся, давай-давай, цигель!

На Волге служебной прямо к подъезду моему, чтобы не вздумал чухнуть, и стоит, ждет. Злой, канешна, как положено! Рядом с подъездом очередь за хлебом человек 200-250 выстроилась скучает, не, ну, а чё такого.

Подхожу к Шефу надо как-то оправдываться, а он вместо здрасьте, сходу не думая прямой в челюсть. Всадил, ни фига не стесняясь толпы! Как я в нокаут не улетел, до сих пор не пойму! Искры из глаз, в башке синий туман похож на обман, пи[c]ец, но стою держу марку стыдно люди смотрят же, неудобно [м]лядь! Глаза в пол, руки по швам, ноги вместе стою. Минут 10-12 ругал, тихо очень, чтобы только я слышал, но убедительно солидно так, без матов руки за спиной.

Очень солидный мужик был, уважали его все, коммунист настоящий, щас таких нету. В конце, последнюю неделю даю, говорит, свободен пока. Вот такая казнь при всем народе получилась. Нас бьют а мы короче крепчаем! До сих пор аж трясет, как вспомню.