5 лет как я работаю медсестрой. Только что в родах не участвовала. Ничего уже не боялась. А сейчас не могу курицу разделать. Вывозили как-то ночью труп в МОРГ, а там скорая стоит, разгружают новеньких. Ну мы подождали, когда уедут и завозим следом своего. А к слову, ночью в МОРГе у нас никого нет, мы сами открываем и закрываем двери. И нет таких чудо-холодильников, как в фильмах, все вдоль коридорчика на каталках лежат, утра ждут. Санитарка же помогла до дверей докатить и свалила. Опредляю я своего и тут обращаю внимание на свеженького. Вроде за этот срок и трупы таскала, реанимацию проводила и кишки чужие в тазиках видала, привыкшая. Но тут я увидела нечто иное. Парень лет 27, молодой, румяный, еще теплый и пахнуший жизнью и одеколоном, без каких-либо признаков крови, только катетеры в разные стороны. Как это выглядело неестественно! Вроде только что он где-то был и с кем-то разговаривал, а теперь лежит здесь... И тут, выключив уже свет, я слышу громкую попсовую мелодию из его кармана. Ни один ужастик не опишет, как у меня сжались кишки. А ведь его кто-то ждал... ждал когда вернется домой. Позже я узнала, что эти ребята кутили и гонялись. У парня разрыв печени и селезенки. Я ненавижу пьющих водил.

Мама рассказала. 1980 год. Её одноклассница (16 лет) забеременела. Родители кавалера запретили жениться. В школе комсомольцы объявили бойкот и с позором выгнали. Её родители от неё отказались (аборт нельзя было сделать). К слову девочка была приличная, хорошо училась. В жизни бывает всё. До родов её взяла к себе жить старенькая бабушка. После родов девочка отказалась от ребенка и сама сбросилась с крыши дома. Вот она нравственность того времени. Но больше всего не могу понять её родителей...

Стояли как-то с подругой на остановке, ждали автобус. Подходит. Подруга идёт первой. И вдруг случайно бьётся лбом об поручень. Сильно, до крови. Непонятно, как у неё вообще это получилось, вроде же смотрела, куда шла. Ну мы сразу в аптеку, за перекисью и бинтами. Автобус ушёл, поехали на следующем. Едем, впереди оцепление — авария. Тот автобус, на котором мы не поехали, перевернулся, выжили только двое. А мы как будто пережили это в миниатюре.

Прадедушка был настоящим пьяница, но до одного момента. Однажды, когда его в очередной раз посетила белая горячка, его увезли в вытрезвитель. А бабушка подговорила врачей. В момент, когда дед проснулся над ним стояло человек семь в белых халатах и советовались, что мол какая сложная болезнь, если ещё раз выпьет — помрет. И дед поверил, не пил больше 40 лет, даже по праздникам. А бабуля так и не призналась ему, что то был обманный маневр.

Я инвалид второй группы. Я не из тех, что без рук или без ног. У меня проблемы с головой, из разряда тех, что не видимы глазом. Меня даже хотели уложить в психиатрическую клинику. Живу я на пенсию, не сказал-бы что уж очень большую, но для выживания хватает. Но порой мне хочется чуть большего. Купить электронику, девушке сделать подарок, обновить шмотки, сами понимаете. И вот к чему я веду: Судя по моим документам, мне запрещено работать ВНЕ ДОМА, мне запрещено работать с техникой, и тем более запрещено работать с людьми. Я зачастую вполне оцениваю своё состояние. Но всё-же мне грустно. Мне грустно от того, что меня периодически берут на работу. Берут на работу те, кто пытается сэкономить на зарплате рабочих, при том, что они знают о моём недуге. Потому летом я — вожатый в лагере. С осени по весну, я аниматор в детском центре. И изредка я подменяю подругу в школе, она учительница младших классов. Да. Я учу ваших детей, я развлекаю их, я готов за них рожу любому уроду разбить, я действительно люблю работать с детьми, и я оцениваю свои силы.